Сталинград

6 декабря ударная группа из 16-й танковой дивизии пошла в контратаку, причем танкисты на сей раз выступали как пехотинцы, поскольку горючего для их бронетранспортеров не было. Их целью была высота севернее Бабуркина, которую они сумели занять. Неожиданно из соседней балки показались советские танки, поддерживаемые пехотой. Командир группы приказал отступить. Позднее один солдат вспоминал: «Мы все отступали и отступали. Каждый сам спасал свою жизнь, а русские палили по нам из всех пушек и стволов. Половина группы осталась на снегу. Лейтенанта тяжело ранили, но, даже умирая, он продолжал кричать нам: „Ребята, бегите врассыпную!“ Выжившие и сейчас считают, что своим спасением они обязаны лейтенанту».

Многочисленные атаки на немецкие позиции показали советскому командованию, что осажденные вовсе не считают себя побежденными и продолжают активно сопротивляться. 57-я армия, действовавшая на территории юго-западного сектора, понесла тяжелые потери. Весьма любопытны объяснения неудачи прорвать немецкую оборону. В одном из донесений говорится, что «при штурме укреплений противника артиллерия и пехота действовали несогласованно». Согласно другому, «солдаты вырыли недостаточно глубокие окопы, что привело к ощутимым потерям». Но нигде не сказано о промерзшей земле и нехватке шанцевого инструмента.

А за линией фронта, в тылу, трудились сотрудники НКВД и переводчики, денно и нощно допрашивая пленных немецких солдат, перебежчиков и «языков», добытых русскими разведчиками на передовой. «Дня не проходило, чтобы большевики не украли кого-нибудь из наших», – жаловался позже один лейтенант из австрийской 44-й пехотной дивизии. Разведка Донского фронта старалась выявить наиболее деморализованные части, чтобы русские войска могли наносить удары по самым слабым участкам немецкой обороны. Вскоре выяснилось, что 44-я и 376-я пехотные дивизии, отступившие из-за Дона, не успели окопаться и обзавестись землянками. Солдаты этих соединений ютились в наспех выдолбленных в мерзлой земле норах, покрытых брезентом. Один австрийский лейтенант, Генрих Боберг, так отвечал на вопросы капитана Дятленко: «Считается, что австрийские солдаты плохо воюют. В этом есть доля правды, но, когда дело касается 44-й дивизии, я бы не был столь категоричен. У австрийцев отсутствует прусская приверженность к строгой дисциплине, но зато они прекрасно уживаются с представителями других национальностей. Кроме того, австрийцы напрочь лишены спесивой национальной гордости пруссаков».

Несмотря на отсутствие результатов, русские продолжали время от времени атаковать позиции 44-й пехотной дивизии. К чести немцев следует заметить, что боевой дух в 6-й армии продолжал оставаться на высоте. Никто даже не сомневался в удачном исходе. Солдаты, особенно те, чьи позиции находились в степи, в шутку называли сталинградский «котел» «крепостью без крыши». Молодые бойцы, выросшие при тоталитарном режиме, вовсе не задавались вопросом, почему они оказались в таком бедственном положении. Слова Гитлера было для них достаточно, и они искренне верили, что фюрер не оставит их в беде.

В начале декабря ежедневный паек, выдаваемый солдатам, был существенно урезан. Офицеры уверяли своих подчиненных, что это ненадолго, что Люфтваффе доставит им все необходимое, к тому же войска Манштейна уже на подходе и вскоре вызволят их из окружения. Солдат 376-й пехотной дивизии писал домой: «Мы находимся в окружении с 22 ноября, но самое худшее уже позади. Надеемся, что к Рождеству кольцо будет прорвано... Когда мы выйдем из окружения, война в России закончится». Некоторые были настолько уверены в том, что проведут Рождество среди близких, что заранее готовили родным нехитрые подарки.

Офицеры, отвечающие за снабжение 6-й армии по воздуху, были настроены менее оптимистично. Один из тыловых начальников сетовал: «Паек пришлось урезать на треть, а кое-где и наполовину, таким образом, армия может продержаться до 18 декабря. Нехватка фуража означает одно – большая часть лошадей будет прирезана. Это единственный способ дотянуть до середины января».

Офицеры Люфтваффе из 9-й противовоздушной дивизии, которые обслуживали аэродром в Питомнике, не имели на сей счет никаких иллюзий. Уж они-то знали, что для восстановления боеспособности 6-й армии в «котел» следует посылать как минимум триста самолетов в день, а об этом не могло быть и речи. Геринг не учел того обстоятельства, что аэродромы «котла» располагались в пределах досягаемости русской тяжелой артиллерии. Но хуже всего то, что он не сделал поправки на погодные условия, а ведь впереди ждала целая вереница дней с нулевой видимостью и такой низкой температурой, когда запустить двигатель самолета не представлялось возможным, даже разложив под ним костер. Никто из офицеров, кроме, пожалуй, Рихтгофена, не осмеливался высказывать свои сомнения вслух. «Руководство могло расценить это как пораженчество», – признался впоследствии один летчик.