Сталинград

19 декабря фельдмаршал Манштейн самолетом отправил в «котел» майора Айсманна, своего офицера разведки, с тем, чтобы тот проинструктировал Паулюса и Шмидта на предмет подготовки к операции «Удар грома». Противоречивые версии того, что именно и кем было сказано во время этой встречи, до сих пор остаются предметом ожесточенных споров. Манштейн, конечно, не хотел брать на себя ответственность и идти против фюрера. Он не дал Паулюсу четкой программы действий и из соображений безопасности отказался лично лететь в «котел». И все же Манштейн с самого начала должен был понимать, что Паулюс, привыкший действовать только по указке, никогда не решится на прорыв из окружения без официального приказа верховного командования. Последующие попытки Манштейна снять с себя вину за судьбу 6-й армии не выдерживают никакой критики. Некоторые источники утверждают, что в конце жизни он сильно страдал от угрызений совести, хотя его уже никто ни в чем не винил.

16 декабря, через четыре дня после начала наступления Гота, 1-я и 3-я гвардейские армии русских, находившиеся выше по течению Дона, нанесли удар в южном направлении. Почти сразу советские танковые части наткнулись на немецкие минные поля; из-за этого выступление оказалось не слишком удачным. Однако уже два дня спустя 8-я итальянская армия, оказавшая русским отчаянное сопротивление, была полностью смята. Резервов для организации контрнаступления у немцев не оказалось, поскольку 17-я танковая дивизия была передана Готу для участия в операции к востоку от Дона. К тому же советские танковые колонны прорвались на юг в заснеженные степи, и даже сильный мороз не помешал Т-34 успешно пройтись по тылам группы армий «Дон».

Самую большую угрозу для немцев представлял 150-километровый бросок 24-го танкового корпуса генерал-майора Василия Михайловича Баданова. В полдень 23 декабря корпус захватил деревню, находившуюся неподалеку от Тацинской, главного аэродрома «Юнкерсов-52», снабжавшего Сталинград. Генерал Фибиг получил приказ фюрера удерживать занятые позиции и поднимать самолеты в воздух, только если аэродром подвергнется артиллерийскому обстрелу. Никто и не предполагал, что колонна русских танков подойдет к самому краю аэродрома и лишь тогда откроет огонь.

Фибиг и его офицеры были в ярости. Можно потерять аэродром, но ведь его можно вернуть. А вот если будут утрачены транспортные самолеты, то вместе с ними погибнет и 6-я армия. У Фибига не было сухопутных войск для защиты «Таци», как в Люфтваффе называли этот аэродром. Все, что можно было сделать, – это поставить семь зенитных орудий на прямую наводку для прикрытия дороги, ведущей к аэродрому, и подготовить все исправные самолеты к вылету. Однако это оказалось не так-то просто. «Вокруг взлетной полосы началось настоящее столпотворение, – делился потом впечатлениями начальник штаба Рихтгофена. – Когда заработали все моторы сразу, люди едва могли слышать друг друга. Человеку, стоящему в метре от тебя, приходилось кричать во весь голос». В довершение всех бед начался снег. В воздухе повис плотный туман.

В 5.30 утра на аэродроме взорвались первые снаряды. Большая часть советских танков шла не по дороге, а появилась прямо из степи. Из-за жуткого шума летчики даже не сразу поняли, что происходит. Лишь когда загорелись два «юнкерса», Фибиг отдал приказ: «Объявляю всем вылет. Направление – Новочеркасск!» Бегство из Тацинской началось. Несмотря на неразбериху, царившую на аэродроме, пилоты не поддались панике и действовали быстро и четко. Самолеты поднимались в воздух один за другим. Русские танки расстреливали «юнкерсы» в упор, а один даже протаранил трехмоторный самолет, еще только выруливавший к взлетной полосе. И самолет, и танк взорвались, превратившись в огненный шар. «Юнкерсы» сталкивались на взлетной полосе, выходили из строя под огнем советских танков, к тому же видимость ухудшалась с каждой минутой. Оставшимся самолетам приходилось объезжать горящие обломки, чтобы вырулить на взлетную полосу. Наконец в 6.15 утра одной из самых последних взлетела машина Фибига. В общей сложности спаслись пятьдесят два «юнкерса» и шестнадцать тренировочных самолетов, семьдесят две машины были потеряны.

После этого смелого рейда Баданов, лишившись всех боеприпасов, на пять дней оказался отрезанным от основных частей. Пять долгих дней его корпус выдерживал удары немецких войск. Сталин по достоинству оценил этот подвиг. Формирование было переименовано во 2-й гвардейский танковый корпус, а сам Баданов первым получил новый орден Суворова. Советские газеты писали, что танкисты Баданова уничтожили четыреста тридцать самолетов противника. Конечно же, это было преувеличением, но дело даже не в количестве машин. Главным результатом атаки Баданова стало то обстоятельство, что аэродром в Тацинской больше не использовался немцами в качестве базы транспортной авиации, а Люфтваффе пришлось искать новое место для аэродрома и наспех оборудовать взлетные полосы.

* * *