Сталинград

Множество странных, а подчас и трагических судеб сохранили для нас уцелевшие письма. Лейтенант Чарносов служил наблюдателем в 38-м артиллерийском полку. Его наблюдательный пост находился на крыше полуразрушенного здания. Оттуда он направлял огонь орудий. В последнем письме к жене лейтенант писал: «Здравствуй, Шура! Целую наших птенчиков, Славика и Лидусю. У меня все хорошо. Дважды был легко ранен, можно сказать, просто царапнуло. Сейчас руковожу огнем своей батареи. В городе нашего любимого вождя, в городе Сталина, настало время тяжелых боев. В эти дни я часто вспоминаю мой любимый Смоленск. По ночам спускаюсь в подвал, и на коленях у меня устраиваются двое малышей. Своими русыми волосами они напоминают мне Славика и Лиду».

На теле убитого лейтенанта было найдено и письмо жены. Она писала: «Я очень рада, что ты хорошо сражаешься и что тебя наградили медалью. Бейся до последней капли крови и не дай фашистам захватить тебя в плен. Помни: лагерь – страшнее смерти».

Содержание этих писем типично для тех дней. Все ли они были искренни? Когда солдат в плохо освещенном подвале садился за письмо, перед ним вставала трудная задача. Единственный листок, который позже превратится в треугольник, похожий на бумажный кораблик, казался то слишком большим, то слишком маленьким для письма. В результате текст послания сводился к трем основным пунктам: приветствие семье, коротко о себе («у меня все хорошо, пока живой») и обстановке на фронте («бьем врага, не даем ему покоя ни днем ни ночью»). Стандарт содержания был вызван двумя причинами. Во-первых, бойцы понимали, что к Сталинграду прикованы взгляды всех советских людей, а во-вторых, просто боялись написать что-нибудь лишнее. Особые отделы тщательно проверяли солдатскую почту.

Даже если боец хотел избежать военной темы в письме к жене или подруге, он не мог этого сделать, рискуя потерять уважение товарищей и командира. Один солдат писал: «Мария, я надеюсь, ты помнишь наш последний вечер. Сегодня ровно год, как мы расстались. Мне было так трудно сказать тебе „прощай“. Это очень грустно, но мы должны были расстаться – таков приказ Родины. Родина требует стоять до конца, и мы выполним этот приказ».

Для большинства русских солдат эта война была именно Великой Отечественной. Можно предположить, что красноармейцы боялись цензуры больше, чем немецкие солдаты, можно утверждать, что сталинская пропаганда оказалась эффективней нацистской; и все же простые слова о готовности отдать жизнь за Родину встречаются в письмах гораздо чаще, чем идеологические и пропагандистские штампы. Немецким захватчикам это казалось невероятным. Один лейтенант писал из Сталинграда своей невесте: «Прочитав это письмо, люди могут спросить, почему я сражаюсь за тебя? Да потому что я не могу отделить тебя от Родины. Ты и Россия для меня одно и то же».

Сравнительный анализ писем немецких и русских солдат и офицеров из Сталинграда домой весьма показателен. Во многих письмах в Германию – боль, недоумение, даже неприятие того, что происходит. Тревожный вопрос – неужели это та самая война, которую мы столь успешно начали? Вот что писал немецкий лейтенант своей жене: «Я часто спрашиваю себя: зачем нужны все эти страдания? Люди сошли с ума? След этого ужасного времени навсегда останется в каждом из нас». Несмотря на уверения пропаганды в близкой победе, многие женщины Германии чувствовали, как обстоят дела на самом деле. «Я очень тревожусь. Я знаю, что ты постоянно в бою. Я всегда буду верна тебе. Моя жизнь принадлежит тебе, нашему с тобой миру».

Было и значительное количество недовольных среди русских солдат, которые либо забыли, что их письма просматривают, либо дошли уже до такого состояния, когда им стало все равно. Многие жаловались на плохое питание. Один молодой солдат писал: «Тетя Люба, пожалуйста, пришлите мне немного продуктов. Стыдно просить вас об этом, да голод заставляет». Бойцы не скрывали того, что собирают объедки, другие писали родным, что часто болеют из-за употребления некачественной пищи. Так, солдат, страдающий дизентерией, был уверен: «Если положение не изменится, не избежать эпидемии. Одежда кишит паразитами, которые переносят заразу». Опасения этого солдата оказались пророческими. Многие заболели тифом, бойцов изолировали в госпитале № 4169. Доктора считали, что раненые заразились этой болезнью от местных жителей по пути в госпиталь.