Очень скоро первое потрясение было преодолено. Подошло подкрепление из 2-го танкового полка, и уже неделю спустя русские танки полыхали на открытой низине. Экипаж одного из Т-34 пошел в самоубийственную атаку, обстреливая дивизионный транспорт. Атака длилась крайне недолго, ближайший немецкий танк прямой наводкой снес Т-34 башню. «Вам лучше бы перебраться за линию фронта, там куда безопасней», – заметил наутро Хубе Подевильзу, Подевильз оценил сарказм Хубе, но не внял его совету. Днем он, прихватив с собой пару солдат, проехал по проселку, прилегавшему к топи. Один русский танк еще дымился, и от него несло горелой человеческой плотью.
В штабе корпуса Подевильз узнал, что за последние восемь дней Красная Армия получила подкрепление тысячью танков, почти половина из них была уничтожена. Эти цифры, конечно, сильно преувеличены. Русские имели в своем распоряжении лишь 550 танков, причем часть экипажей даже не пробовала перебраться на противоположный берег. И тем не менее вид подбитых Т-34 впечатлял. Генерал фон Зейдлиц даже сказал, что издалека подбитые русские танки выглядят, как огромное стадо слонов.
Каким бы ни было истинное число уничтоженных бронемашин, немцы твердо знали, что победа не за горами. У русской «гидры» не могли без конца расти новые головы.
Фюрер, недовольный темпами наступления, вернулся к первоначальному плану захвата Сталинграда при помощи 4-й и 5-й армий. Потеря времени и топлива им не учитывалась. Танковые дивизии Гота отреагировали мгновенно. Встречая крайне слабое сопротивление, они вскоре подошли к городку Котельниково, в сотне километров к юго-западу от Сталинграда. Вопрос сейчас состоял в том, поспеют ли они за сделанными Гитлером изменениями плана. Генерал фон Рихтгофен на основе данных воздушной разведки 2 августа записал в своем дневнике: «Русские перебрасывают силы к Сталинграду со всех направлений». Паулюс при поддержке авиации Рихтгофена двинул в атаку 16-ю и 24-ю танковые дивизии. Через два дня ожесточенных боев немцам удалось окружить восемь стрелковых дивизий и всю артиллерию русских к западу от Дона. Окончательно окружение завершилось под Калачом. С вершины небольшой возвышенности на берегу «тихого Дона» немецкие танкисты смотрели на терявшийся в фиолетовых сумерках поселок Калач. За Калачом степь простиралась до самого Сталинграда. Поселок состоял из крохотных изб разбитой железнодорожной станции и «крайне примитивных» деревянных строений. Добившись такого успеха, танкисты шутили, испытывая счастливое облегчение после тягот и напряжения битвы. Из некоторых танков доносилось пение.
Однако эта идиллия длилась недолго. Вскоре командиры приказали экипажам занять оборону. Дело в том, что после захода солнца тысячи русских окруженцев, зажатых на западном берегу Дона, перешли в наступление. Всю ночь округу оглашали разрывы снарядов да сухой стук пулеметных очередей. На следующий день немцы взялись за систематическую «очистку» близлежащих лесов от противника. Со стороны это напоминало охоту на оленя. Среди пленных оказалось немало офицеров высшего командного состава. Ночью разгорелся еще один бой в непосредственной близости от немецких позиций, и утром было принято решение поджечь лес, дабы «выкурить» оставшихся в живых русских. В конце концов район посчитали очищенным от противника. Лишь очень небольшой части солдат Красной Армии удалось избежать плена. От 18-й стрелковой дивизии из 62-й армии, численность которой к началу боев составляла 13 000 человек, осталось всего 105 бойцов. Им удалось переправиться на противоположный берег Дона и пробиться к своим.
Несмотря на видимое превосходство, немало немецких солдат не разделяло уверенности Паулюса в том, что противник полностью уничтожен. В первый же день противотанковый батальон 371-й пехотной дивизии потерял убитыми 23 человека. Все чаще до солдат 5-й армии доносилось громогласное «ура» наступавших русских. В 76-й пехотной дивизии пришлось дополнительно выделить солдат для похоронной команды. Один из них, попав через месяц в плен, рассказывал советскому переводчику, что иной раз им приходилось закапывать по 70-80 трупов в день.
Бои были крайне тяжелыми. Солдаты обеих армий проявляли поистине чудеса героизма. Так, образцом для всех солдат вермахта стал один капрал-артиллерист, простоявший у орудия 29 часов без перерыва. «Русские могут стрелять сколько им угодно, но мы будем стрелять больше», – говорил он впоследствии. А вот что писал домой другой немецкий солдат: «Единственное утешение, что в Сталинграде нас ждет мир и покой. Там у нас будут зимние квартиры и, вполне возможно, особо отличившихся отпустят в отпуск. Не буду хвастать, но надеюсь на скорую встречу».