К середине дня шум от артиллерийского огня и 2000 самолето-вылетов Люфтваффе был уже настолько сильным, что отдельные взрывы были неразличимы в общем реве. Из-за дыма и пыли видимость была всего несколько метров. Из своего укрытия на Мамаевом кургане, дающего хороший обзор, советский солдат Петр Дерябин наблюдал действия пикирующих бомбардировщиков Люфтваффе. «Штуки» по очереди отделялись от общего строя, и когда их бомбы разрывались посреди дыма и огня, он видел, как каменные обломки и детали машин подскакивали в воздух. Свидетелем той же картины был один из солдат немецкой 389-й пехотной дивизии. «Все небо было заполнено самолетами, каждое зенитное орудие стреляло, бомбы с ревом падали вниз, сбитые самолеты обрушивались на землю — такое потрясающее зрелище мы с восхищением и страхом наблюдали из своих окопов».
Паулюс, сосредоточив на четырехкилометровом участке фрон та две танковые дивизии, 14-ю и 24-ю, и три пехотные дивизии — 100-ю егерскую, 60-ю моторизованную и 389-ю, — нанес два параллельных удара по тракторному заводу и заводу «Баррикады».
ТРАКТОРНЫЙ ЗАВОД
К полудню 14 октября 200 танков при поддержке пехоты добрались до стен тракторного завода и двинулись в тыл 112-й дивизии. Ближе к вечеру 37-я и 112-я дивизии генерала Жолудева были окружены, а правый фланг 308-й дивизии — полностью разбит. После нескольких прямых попаданий штаб Жолудева был погребен, генерала откопали солдаты из роты охраны. Были потерн в штабе Чуйкова, расположенном под речным обрывом и, как следствие, отрезанном от радиосвязи. Связисты нашли выход, передавая сообщения станциям на восточном берегу, откуда те, в свою очередь, передавались частям, находящимся внутри города. Впоследствии Чуйков вспоминал: «Нас бомбили и штурмовали, не давая ни минуты передышки. Немецкие орудия и минометы забрасывали нас снарядами и бомбами с утра до вечера. Был солнечный день, но из-за дыма и сажи в ста метрах ничего не было видно. Наши укрытия сотрясались и рушились, как карточные домики. К 11.30 150 танков прорвались через стадион к тракторному заводу. К 16.00 наши войска были окружены, но продолжали сражаться».
«Это было кошмарное, изнурительное сражение, — писал один немецкий офицер из 14-й танковой дивизии, — на земле и под землей, в развалинах, подвалах и заводской канализации. Танки переваливали через горы камней и мусора и со скрипом проползали по разрушенным цехам, стреляя горизонтальной наводкой в узких дворах. Многие из танков сотрясались или подрывались, нарвавшись на мощную мину противника».
Потери были очень большие с обеих сторон, и советские войска были вынуждены отступить. 48-й танковый корпус немцев вышел к Волге в юж-
ной части Сталинграда, а советские войска контратаковали в районе заводов. Унтер-офицер из немецкой 305-й пехотной дивизии вспоминал, что «поддержка орудий тяжелого калибра была необычайно мощной. Несколько батарей реактивных минометов «Небельверфер», бомбардировщики «Штука» и самоходные штурмовые орудия в невиданном доселе количестве обрушили свою огневую мощь на русских, которые фанатично сопротивлялись нашим войскам».