Сталинград. 7 решающих дней

Вечером того же дня советский биплан «По-2» сбросил мешки с боеприпасами и едой в место расположения 138-й стрелковой дивизии. Солдаты последней с радостью приняли продовольствие, но боеприпасы были повреждены при ударе, отчего оружие давало осечки. Советским войскам было предписано разжигать костры, чтобы сориентировать пилотов, но немцы поняли, что происходит, и разожгли свои костры-ловушки. Пока советские подкрепления переправлялись через Волгу, немецкие 20-мм зенитные орудия и пулеметы «МО-34» обстреливали их. Разрывы снарядов опрокидывали лодки и выбрасывали в Волгу со-

К началу ноября 1942 г. снег засыпал руины Сталинграда. Советский солдат пробирается через развалины, на переднем плане видны мотки колючей проволоки, приготовленные для сооружения заграждений.

ветских солдат, которые тонули в ледяной воде. Ледяные глыбы освещались при взрывах, освещая жуткое зрелище — всплывшие солдатские трупы.

Среди бойцов 138-й дивизии, находившихся в непосредственной близости от Волги, была группа из четырех человек, которыми командовал солдат по фамилии Ролик. Их бой с немецкими саперами напоминал дуэль. Когда немцы спускали фугасный заряд с волжского обрыва, советские солдаты перерезали шнур, и заряд падал в Волгу. Ролик открывал ответный огонь по своим врагам. Для остальных солдат 138-й дивизии этот маленький отряд стал своего рода талисманом. Когда наступала тишина, «все замирали», когда стрельба возобновлялась, раздавались крики: «Это Ролик стреляет!»

Советское высшее командование продолжало подготовку операции «Уран» и передавало радиосообщения для агентурной сети «Люси» в Швейцарию: «Где расположены тыловые оборонительные позиции немцев к юго-западу от Сталинграда и вдоль Дона? Строятся ли оборонительные позиции в секторе Сталинград — Клетская и Сталинград — Калач? Каковы их параметры?» Сталин был крайне встревожен.

11 ноября немцы предприняли последнюю попытку уничтожить 62-ю армию, завязав отчаянные бои на территории города. Вечером Рихтхофен записал в своем дневнике, что атаки 6-й армии «очень слабы и проводятся без должной энергии... Напротив позиций румынских войск на Дону русские решительно продолжают готовиться к наступлению. Остатки 8-го авиационного корпуса, другие части Люфтваффе и румынские военно-воздушные силы постоянно бомбят их. Они уже собрали свои резервы. Когда русские перейдут в наступление? Совершенно очевидно, что их боеприпасы на исходе. Но при этом боеприпасы для артподготовки непрерывно поступают. Остается надеяться, что русские не слишком потреплют наш фронт».

14 ноября Чуйков доложил в штаб фронта: «Не прибыло ни одного судна. Уже три дня продовольствие и боеприпасы не доставляются. Нет подкреплений, и продовольствие и боеприпасы заканчиваются. ...Дрейфующий лед лишает нас сообщения с левым берегом».

Хоффман записал в своем дневнике:

«3 ноября. В последние несколько дней наш батальон несколько раз пытался атаковать позиции русских... но все напрасно. На этом участке русские не дают вам голову поднять. Среди солдат участились случаи нанесения себе телесных по-

Немецкий истребитель «Фокке- Вульф»

/V-

190 с включенными двигателями на заснеженной взлетной полосе. Хотя для Люфтваффе это была уже вторая зима в России, все же их самолеты были хуже приспособлены к зимним условиям, чем самолеты противника.

вреждений и симуляции. Я ежедневно пишу по два-три донесения о таких случаях».

«10 ноября. Получил сегодня письмо от Эльзы. К Рождеству нас ждут домой. В Германии все считают, что Сталинград мы уже захватили. Как же они ошибаются! Посмотрели бы они, что Сталинград сделал с нашей армией».

«18 ноября. Наша вчерашняя атака при поддержке танков успеха не имела. После нашего удара все поле было усеяно трупами».

16 ноября Рихтхофен позвонил генералу Цайтцлеру в штаб фюрера в Растенбурге и с гневом обрушился на него: «И командование, и войска бездействуют... мы так никуда не продвинемся... Надо или воевать, или прекратить атаки вовсе. Если мы не сумеем выправить положение сейчас, когда Волга скована льдом и русским приходится очень тяжело, мы не сможем этого сделать никогда. Дни становятся короче, а погода — хуже». Цайтцлер с ним согласился.