Ледяной ночью в бункерах под Гумраком кипела работа. На следующее утро в 7.00 Паулюс находился на пути к тем участкам котла, где складывалась кризисная ситуация. Весь день на многих участках фронта шли бои местного значения. Когда во второй половине дня оба начальника штаба, Шульц и Шмидт, снова «переговаривались» по телетайпу, Шмидт доложил: «Вследствие понесенных потерь за последние дни на западном участке фронта и в Сталинграде сложилось крайне напряженное положение. Вклинения противника могут быть блокированы только вводом в действие сил, предусмотренных для «Зимней грозы». В случае более масштабных вклинений войск противника или их прорывов необходимо вводить в бой на этих участках армейские резервы, особенно танковые силы, если крепости Сталинград вообще останется задача стоять».
«Положение следует рассматривать несколько иначе, — добавил Шмидт, — если за «Зимней грозой» наверняка и непосредственно последует «Удар грома». В этом случае мы можем считаться с фактором локальных вклинений противника на других фронтах, если они не повредят общему отходу всей армии. Для задач прорыва в направлении на юг мы имеем возможность выделить более крупные силы, поскольку мы можем сосредоточить на юге все местные резервы со всех фронтов».
Вот он — снова этот заколдованный круг, который следовало разорвать, если бы 6-я армия получила разрешение на «Удар грома» — от Гитлера или от Манштейна, под их собственную ответственность. Но и Манштейн не хотел предпринимать ничего вопреки приказу Гитлера.
Генерал Шульц ответил, к сожалению, по телетайпу, так что возможности передать его умоляющую интонацию не было: «Дорогой Шмидт, фельдмаршал считает, что начинать наступление 6-й армии в рамках «Зимней грозы» следует как можно скорее. Невозможно более медлить с этим, пока Гот выдвинется к Бузиновке. Нам совершенно ясно, что сила вашего наступления для реализации задач «Зимней грозы» будет ограниченной. Поэтому фельдмаршал стремится к тому, чтобы получить разрешение на проведение «Удара грома». Борьба за это разрешение в штабе Главного командования сухопутных войск, несмотря на нашу настойчивость, все ещё не решена.
(И далее следовал пассаж в умоляющих интонациях, подтекст которого содержал указание не уклоняться от выполнения приказа Гитлера.)
Не принимая во внимание решения относительно «Удара грома», фельдмаршал настойчиво указывает на то, что начало «Зимней грозы» должно осуществляться как можно раньше. Для снабжения горюче-смазочными материалами, а также подвоза продовольствия и боеприпасов в тылу армии Гота наготове стоят колонны, способные доставить груз в 3000 тонн, которые поэтапно и скрытно будут отправляться к вам, как только будет достигнуто соединение войск. Одновременно с этим будут поданы в достаточном количестве тягачи для придания артиллерии мобильности. Для вывоза раненых имеются в готовности 30 автобусов!» Даже и их приготовили. И 50 км — протяженность маршрута по прямой; это значит, что до спасения оставалось совершить марш протяженностью 60 — 70 км. В этот час в процессе разъяснений, оценок, взвешивания ворвалось известие о новой катастрофе на немецком Восточном фронте: на 8-ю итальянскую армию на среднем Дону обрушились 16 декабря три советские армии. Опять русские нащупали участок фронта, удерживавшийся слабыми силами союзных войск.
После скоротечных жестоких боев русские вошли в прорыв. Итальянцы побежали. Русские стремительно продвигались на юг. Одна их танковая армия и две гвардейские армии накатывались на слабый и с таким трудом созданный немецкий фронт на Чире. Если бы русским удалось сломить его, то в Ростове их нечем было бы удержать. А если бы русские взяли Ростов, то оказалась бы отрезанной группа армий «Дон» Манштейна, а группа армий Клейста на Кавказе лишилась бы тыловых коммуникаций. Назревал своего рода СуперСталинград. В этом случае речь шла бы уже не об участи 200—300 тысяч человек, а о судьбе полутора миллионов.