Сталинград.Том шестой. Этот день победы

В общем и целом на нашей линии обороны было как у всех. Худо-бедно, но мы хоть имели связь со штабом своего полка…У других складывалось ещё «веселее». Среди нас ходили упорные слухи о полковнике Людникове, которые подтвердил и начальник полковой разведки Николай Ледвиг. Напрочь отрезанный гитлеровцами от своей дивизии, полковник Людников, как легендарный царь Леонид, со своими спартанцами, с малым количеством воинов 40 дней подряд героически отражал яростные атаки врага. Как такое возможно! Как это у него получилось? – остаётся загадкой. Но ясно одно: героизм и везение, далеко не одно и то же. Генералиссимус А.В.Суворов как-то ответил своим завистникам-злопыхателям: «помилуйте, господа…Раз везение, два везение, три… Но, чёрт возьми, должно же быть и умение!» За мужество, стойкость и героизм отважного полковника, защитники Сталинграда окрестили его неприступный плацдарм – «островом Людникова». Вот на таких героев, равнялись и мы. <…>

…Вот поэтому, сжав зубы, наши советские солдаты стояли насмерть у берега Волги. Не показали фашистам спины, не зная…доживёт ли кто из них до утра».39

Глава 8

…В воздухе ощутимо плыл тёплый запах взрывчатки, парной дух размороженной взрывом земли. Скулы, подбородок и нос кусал ноябрьский мороз, ставший к середине месяца по настоящему зимним и злым. Дорога льдисто хрустела, по-заячьи петляла среди городских руин.

Колёса командирского «виллиса» крутились-прыгали на колдобинах, выбоинах, на намертво вмёрзших в землю, как рыба в лёд, трупах погибших…И, Магомеду Танкаевичу, казалось, колёса эти, наматывали на себя его жизнь, жизнь батальона, и её становилось всё меньше и меньше. Вместе с водителем – Алёшкой Осинцевым, они пробирались на позиции комбата Воронова, где можно будет, как полагал Танкаев, согреться кружкой кипятка, зажевать, чёрный, что земля, сухарь, но главное убедить Иваныча – объединить их силы. К 15 ноября, к гадалке не ходи, стало очевидным: позиции порознь не удержать.

Воинский дух в сердцах коммунистов и комсомольцев ещё оставался, но вот противостоять танковым атакам было нечем и некому. Объединившись в один кулак, была пусть слабая, но всё же надежда, выстоять ещё день, другой. В ушах майора Танкаева до сих пор стоял сорванный, хрипучий голос начштаба полка Шашкова:

«Нет! Не-ет!! Повторяю! Остановить фашистскую сволочь любой ценой! Любо-ойй!! Как? Не понял! Орудия?! Ну, ты орёл из тучи! Я что-о! Рожу их тебе, майор! Нет! Что хочешь делай, джигит…Но день ещё простоять, кровь из носа! Приказ командующего фронтом! Будь наготове, майор. На твоём участке возможен танковый удар фон Дитца. Держишь!»

«Да чтоб вам всем…животы свело!.. – перекипал возмущением комбат. – Мудрецы! Бумажные вояки! Язвить вас в душу…Ни авиации, ни боеприпасов, ни пушек, ни подкрепления…Только приказы: «Любой ценой! Ещё час!..» Да мы, б…хоть всем гуртом костьми ляжем… Фриц не поморщится. Расколошматит нас под орех – «данке шён» – и дело с концом…Вай-ме! Всё у нас так…на коленке гвоздь куём! – рычал в душе майор, сжимал в бессилии жилистые комья бурых кулаков, матерился. – Я что-о? Со штыками-лопатами на танки должен идти?! Хотя… – он зло усмехнулся в опалённые усы, хрустнул суставами пальцев. – Голь на выдумки хитра! Вон, старший сержант Нурмухамедов из 3-го пулемётного взвода, что сварганил! Воткнул стоймя в землю ось от разбитой подводы, установил «дегтярь» на тележном колесе и строчил по «рамке», как тот зенитчик…крутясь вокруг оси. Хрен с ним, не попал, но спугнул крылатого шпика. Молодца! Кулибин – одно слово».