Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943

Сначала плацдарм удерживали при наступлении вражеской кавалерии и моторизованных головных частей, затем танков. Всего шестьсот человек должны были обеспечивать переход отступавших дивизий через плацдарм. Через мост переезжали боевые части, машины, транспорт с ранеными, подразделения организации «Тодт», строительные батальоны, лошади, люди и повозки. На фоне лунного ландшафта было видно, как с холмов потоками спускались разбитые части 1-й румынской кавалерийской дивизии и остатки 376-й пехотной дивизии, скапливались перед мостом и вязли в грунте после моста – в песке, в гальке, в низинных местах, в грязи, застревали среди обломков разбитых лафетов, машин и лошадиных трупов.

О дисциплине не было и речи, каждый командовал, кричал и приказывал. Вперед прорывался тот, у кого был более сильный голос и более мощная машина.

За восемь дней до всех этих событий здесь все выглядело иначе. По обеим сторонам моста в деревянных домиках сидели по четыре солдата и периодически объявляли по радио направление движения по мосту: пять минут на запад, пятнадцать минут на восток. Строго следили за тем, чтобы скорость движения по мосту не превышала пятнадцати километров в час. Шестьдесят машин проезжали вперед, тридцать – назад. Каждый час охрана моста освобождала мост на пять минут для движения в обоих направлениях различных транспортных средств на конной тяге. Слово полевого жандарма было законом, а фельдфебель Глухер был хозяином этого участка, размеры которого ограничивались мостом. Да, восемь дней назад сторожевые домики еще стояли, а в подчинении Глухера находился двадцать один человек. Но вскоре уже не было пятнадцатиминутных перерывов, не было ограничения скорости, а главное, не было машин, которые двигались на запад.

Перила моста были сломаны – восьмитонный грузовик опрокинул в Дон орудийный расчет вместе с лошадьми и пушкой.

У Глухера был двадцать один человек, и по уставу он обязан был вести борьбу против силы, о мощи которой говорил двадцатитысячный поток бежавших частей вместе с лошадьми и машинами.

Что значило теперь слово фельдфебеля и во что превратились дивизии, объятые страхом, во что вообще превратились люди, которые еще позавчера сидели в своих ледяных норах, а до этого в течение месяцев стойко держались перед мощными атаками противника?

Из подходивших к мосту лишь немногие участвовали в боях на передовой; большинство людей, пытавшихся во всей этой сумятице спастись бегством, были из военных обозов или частей снабжения.

Хозяин моста сидел на крыше своего домика, мимо него протекал поток бежавших с фронта частей.

Затем наступила ночь, но рев и крики не прекратились. Тот, кто пытался пройти по льду, отходил от берега не очень далеко. Ширина реки здесь была двести шестьдесят метров, и, если лед проламывался, никто не помогал друг другу, каждый был предоставлен самому себе.

Глухер сидел на своих четырех квадратных метрах, воротник шинели поднят, руки в карманах. На его участке лежали семь человек, которые уже не могли двигаться – у кого были прострелены руки, у кого грудь или живот. Они не смогли подняться, даже когда на востоке стало светать.

Поток людей не прекращался, и, как и прежде, движение сопровождалось ревом и криком. Все это продолжалось до тех пор, пока 384-я дивизия не смогла далее удерживать плацдарм под Переполным. В двух километрах от моста стояли одиннадцать танков 16-й танковой дивизии, командиры которых, вероятно, размышляли о том, стоило ли им ехать по льду или по мосту сквозь всю эту бежавшую толпу отчаявшихся людей?

Фельдфебель Глухер наблюдал эту картину. Если человек в такой ситуации еще способен думать, то через десять– пятнадцать часов у него возникает много мыслей. Глухер думал о многом.

Сначала он вспомнил об уроках истории в школе и о картине, которая висела на стене, когда он учился в четвертом классе. На картине был изображен переход Наполеона через Березину. Затем Глухер вспомнил железнодорожную насыпь в Барошине. Это было год назад. Он четко видел перед собой картины опустошения. Он подумал о прошлом, оглянулся кругом и увидел настоящее. В туманной дымке все вещи, казалось, теряли свою реальность и увеличивались в размерах.

Фельдфебель Глухер считал свое задание законченным.

Здесь уже нечем было управлять и некем было командовать. Около одиннадцати часов он вскарабкался на проходивший мимо тягач и отправился на нем в сторону Сталинграда.

За пять дней до рождественских праздников разрывным снарядом ему раздробило левое плечо.

Через два дня он вылетел из Питомника вместе с сорока тремя ранеными на родину.

Три тысячи семьсот сорок шесть радиограмм

События быстро сменялись одно за другим, и что-либо понять уже было невозможно. Возникли сомнения относительно единого командования, связные заменяли телефонную связь и радиосвязь.