Сталинградский гусь

Афганцы – отменные стрелки. Был случай, когда в одном из дворцов шли переговоры между афганской и советской делегациями, подходили они к успешному завершению, но на финишной линии перед самым подписанием женщину-переводчицу, человека совершенно мирного, далеко от политики и тем более дел военных, неожиданно сразила пуля. Прямо в нарядном официальном зале, расцвеченном по-восточному.

Стреляли с гор, с расстояния очень далекого, не менее километра, в узкое окно, стрелок был востроглазый, попал переводчице точно в верх шеи, под самый затылок.

В Афганистане никогда не вычислишь, где ты отыщешь свою пулю – не дано…

В жилом модуле Гужаев нашел Валеру Куманева, сосредоточенно вытачивавшего что-то на коленке, – оказывается, умелец сооружал вертушку – нож с четырьмя лезвиями.

– Поехали! – сказал ему Гужаев.

– Куда?

– На Кудыкину гору. На Грязный базар за кроссовками.

– Лучше уж в дукан где-нибудь в центре города.

– В дукане, да еще в центре города, кроссовки будут стоить в два с половиной раза дороже, чем на базаре.

– А на Грязном базаре качеством в два с половиной раза хуже.

– Неправда, Валера. Кроссовки что в дукане, что на Грязном базаре торговцы из одного ящика берут.

– А-а! – Куманев с досадою махнул рукой. – Разве тебя переубедишь? Ладно, поехали!

– Автомат возьми с собою.

Грязный базар – место нехорошее, там всякое случается. Гражданскому народу из числа шурави туда вообще рекомендовано не ходить – и убить могут, и похитить, и прямо там же, в одном из помещений, распилить на части и вытащить из тела нужные органы, а уж насчет того, что ограбят, отнимут деньги и вещи, и говорить не приходится. Тухлое место.

Там наши герои и купили кроссовки. Очень даже приличные, хотя и китайские, и главное – недорого. Куманев, смешно шевеля носом, поскреб репу, – удивился парень и сказал Гужаеву:

– Твоя взяла!

– Впредь слушайся опытных и умных людей, товарищ!

Машина – новый, еще толком не обкатанный уазик – находилась в распоряжении Гужаева как старшего, он сказал водителю – чернявому хлопцу в пилотке, лихо сдвинутой на затылок:

– Давай-ка к госпиталю, парень, там еще одно дело надо урегулировать.

Кабул – город невеликий, хотя окраины его, давшие приют беженцам, расползлись широко, заняли площадь, равную двум афганским столицам, и в скором будущем расползутся, наверное, еще шире, – и все это оттого, что Кабул – наименее опасное место во всем Афганистане. Потому здесь все и живут, хотя ютиться в копаных земляных норах холодно и неудобно, одежда насквозь пропитывается сырым плесенным духом, допекают болезни, но народ отсюда не уходит, наоборот – уплотняется.

Люди боятся войны, потому и держатся Кабула, здесь они чувствуют себя защищенными, не без оснований полагая, что ни армия, ни царандой, ни тем более шурави в обиду их не дадут.

У ворот госпиталя на земле сидели мальчишки – семь человек со стрижеными головами и крошками хлеба, приставшими к губам, – пацаны пришли сюда, чтобы подкормиться. Их угостили хлебом и чем-то еще, скорее всего, к куску хлеба добавили по котлете.

Увидев уазик, они спешно, всей воробьиной стаей поднялись с земли, подступили к машине, протягивая испачканные пылью маленькие лапки:

– Бакшиш! Дай бакшиш!

Учиться бы этим ребятам, познавать литературу, математику, химию, ведь в них, неумытых пацанах этих – будущее Афганистана, завтрашний день, но война преградила им дорогу в завтра, заставила побираться, обратила в мусор, и пока за них не возьмется государство, так и будет пацанье оставаться мусором.

Монет в Афганистане нет, ходят только бумажные деньги, с нулями, затертые, как солдатские портянки после скитаний по горам, монеты же пока не выпустили, хотя при короле они были, до монет, как и до пацанов, у государства тоже еще не дошли руки… К слову, параллельно с нынешними бумажными деньгами ходят и старые, с изображениями короля, и имеют они одинаковую силу.

– Бакшиш! Дай бакшиш! – продолжали вопить пацаны с протянутыми, в цыпках, лапками.

Жалко их было. Гужаев нащупал в кармане мягкую, будто напечатанную на тряпке купюру, сунул ребятам, предварительно подержав деньги над головой:

– Одна бумажка на всех, поняли? Больше нету, поняли?

Пацаны были смышленые, они все поняли… К слову, за бакшишем – мелкой подачкой они привыкли обращаться к французу на французском языке, к венгру на венгерском, к испанцу на испанском, к поляку на польском. Причем у иностранца на лбу не написано, из какой страны он прикатил, пацаны определяют это сами, по своим признакам и никогда не ошибаются.

Галя Клевцова находилась на месте, в перевязочной, – сосредоточенная, гладко причесанная, источающая уверенность, надежду, что все ранбольные, которых она перевязывает, лечит, поит микстурами, обязательно вылечатся – ни один не засохнет, не застрянет здесь.