Сталинградский рубеж

Митинги были короткими. Обстановка требовала форсировать дальнейшие действия по ликвидации фашистских войск, расчлененных теперь на две изолированные группы. В 12 часов мы, согласно приказу фронта, начали разворачивать свои основные силы (практически — всю армию, кроме дивизии Батюка) против северной неприятельской группы, которую с других направлений сжимали 65-я и 66-я армии.

Как уточнилось потом, северная группа состояла из остатков двенадцати фашистских дивизий. Она занимала территорию, включавшую Тракторный завод, большую часть завода «Баррикады», их рабочие поселки, местность по правому берегу Мечетки.

Вторая, южная группа (остатки девяти дивизий, с которыми находилось командование 6-й немецкой армии) была блокирована теснее, в основном в пределах центра города — зацарицынские районы уже очистила от врага 64-я армия М. С. Шумилова. Ликвидация южной группы возлагалась на 64, 57 и 21-ю армии. В помощь им поворачивалась фронтом на юг наша 284-я дивизия с задачей продвигаться от Мамаева кургана к центру Сталинграда.

За полмесяца, прошедшие с начала операции «Кольцо», окруженные фашистские войска потеряли убитыми, ранеными и пленными не менее 100 тысяч человек. Положение двух разобщенных групп армии Паулюса, сколько бы солдат там ни оставалось, было абсолютно безнадежным. Даже снабжение по воздуху, не игравшее, впрочем, решающей роли, теперь должно было окончательно прекратиться. Но Гитлер требовал от Паулюса держаться до последнего солдата, и тот продолжал обманывать остатки своих войск вымыслами о будто бы идущей откуда-то помощи. Наши повторные предложения о капитуляции отвергались.

В таком же духе, по-видимому, намеревался действовать и командир 11-го армейского корпуса генерал пехоты Штреккер, которого Паулюс (это вскоре стало нам известно) назначил командующим отрезанной северной группой.

Приказы гитлеровских генералов, правда, уже не везде и не для всех имели прежнюю силу. Еще до рассечения окруженной группировки надвое армиям Донского фронта начали сдаваться, прекращая бессмысленное сопротивление, отдельные части противника — организованно, с ведома или по инициативе своих командиров. Так капитулировали 20-я румынская дивизия, остатки 297-й, а затем 44-й немецких пехотных дивизий, армейский полк связи…

Первый случай такого рода, хотя и меньших масштабов, имел место и в полосе нашей армии. Разведчики из дивизии Батюка захватили немецкого комбата, направлявшегося на передовой наблюдательный пункт, и тот без долгих уговоров согласился подать команду о капитуляции своим подчиненным: стал махать им белой тряпкой. Вместо одного «языка» разведчики привели несколько десятков немцев. Потом этот комбат охотно позировал нашим кинооператорам, маршируя во главе колонны пленных (к солдатам его батальона присоединили сдавшихся на других участках) по берегу Волги.

Понадобилось полтора года войны, чтобы в гитлеровском вермахте появились подобные комбаты.

Все чаще я слышал, особенно от офицеров, занимавшихся по долгу службы опросом пленных: «Теперь немцы пошли не те…» Однако соглашаться с этим все-таки не спешил. Конечно, сталинградская катастрофа, наступавший ее финал должны были заставить о многом призадуматься всех тех в стане врага, кто не утратил еще способности думать. Да и сидеть на голодном пайке, терпеть невзгоды окружения гитлеровские вояки, как видно, не привыкли. При всем этом оставалось непреложной реальностью: окончательно сломить сопротивление противника могли лишь новые удары, новые героические усилия наших войск.

* * *

О самых последних днях Сталинградской битвы написано уже много, и я стараюсь не повторять общеизвестное. Быть здесь кратким позволяет мне и то, что главную силу, завершавшую разгром врага, представляли другие армии Донского фронта. Но сказать о том, как сражались в эти славные и трудные дни знакомые читателю дивизии нашей шестьдесят второй, я обязан.

После поворота основного ядра армии фронтом на север нашим полем боя стала прежде всего территория завода «Баррикады» и его поселка с парком Скульптурный. Обстановка здесь была такая же, как раньше на «Красном Октябре», а сопротивление противника, пожалуй, еще ожесточеннее. Бой — за каждый пролег, враг — за каждым станком и агрегатом. Во многих местах выручали только огнеметы. А очистив какой-нибудь цех, надо было еще выбивать фашистов из подвалов.

27 января штурмовые группы только начали вгрызаться в оборону противника на «Баррикадах». 28-го продвинулись уже более ощутимо — на 300–700 метров. Бойцы дивизии Горишного ворвались в крупный, выгодно расположенный цех № 32 в юго-восточной части завода, отбили в нем две неприятельские контратаки, а при третьей не удержались. Однако следующей ночью овладели этим цехом снова, и теперь уже прочно.

Такая же напряженная борьба шла за хлебозавод, за школу в полосе дивизии Гурьева, за другие опорные пункты. Гвардейцы Родимцева пядь за пядью отвоевывали северные склоны высоты 107,5. Крайне упорный характер носили бои и на нашем «южном направлении», где наступала дивизия Батюка.