Четвертый пункт правительственного постановления: создать Совет по делам русской православной церкви при Совете Народных Комиссаров. Вменить в обязанность Совета удовлетворение нужд русской православной церкви. Сформулируем иначе: "Для разрешения вопросов, требующих вмешательства правительства СССР". Председателем Совета назначим товарища Карпова.
Патриарх и митрополит онемели от ужаса — Карпов возглавлял в НКВД отдел по борьбе с церковной контрреволюцией и посадил многих священнослужителей. Наконец отец Сергий выговорил:
— У нас с ним сложные отношения…
— Вот именно. Он лучше всех знает ваши нужды и поймет, как сделать, чтобы вам было хорошо. Не знаю, как называть вас — товарищ Сергий или отец патриарх, — придите ко мне с соображениями самого широкого плана.
Эта беседа была вечером. Утром на Малую Лубянку к главному редактору журнала «Безбожник» Емельяну Ярославскому пришли два человека в форме. Старший по званию сказал:
— Выход журнала прекращается. Сдачи дел не будет. Вы должны очистить помещение за 15 минут. Все конфискуется.
Ярославский бросился к главному редактору «Правды»: тот позвонил Сталину и, внимательно выслушав объяснения Поскребышева, сказал:
— Все в порядке, товарищ Ярославский, надо думать о вашем трудоустройстве.
Демонстрация единства светской и церковной власти
Сталин «обласкал» церковь, и она стала играть большую роль в бюджете войны и ее духовном потенциале. Единственным человеком, которого Сталин во время банкетов брал под локоть и почтительно вел к столу, был патриарх Сергий, а после его смерти — следующий патриарх, Алексий.
Епископ-лауреат
Войно-Ясинецкий (епископ Лука), очень нравственный человек и одаренный врач, заступался за преследуемых властью верующих. Сыновья просили его отречься от сана, он отказался, и они отвернулись от него. Дважды он сидел в тюрьмах и лагерях, но выходил на свободу. В войну Сталин подчеркивал свое благорасположение к Войно-Ясинецкому и наградил его за достижения в области гнойной хирургии Сталинской премией. Войно-Ясинецкий получил в управление Симферопольскую епархию. Сталин обаял неподкупного епископа.
Сын и отец
Маршал Василевский родом из Кинешмы. Его отец был священником. Военному сыну такое происхождение сильно мешало.
Василевский сторонился отца, понимая, что общение с ним не принесет ни ему, ни родителям блага в обстановке преследования религии и в условиях кадровых назначений с учетом происхождения.
В середине войны Сталин сказал маршалу Василевскому: "Знаю, что ваш отец священник. Не сторонитесь его. Помогайте ему. Политбюро разрешает вам общение с отцом".
Товарищ по семинарии
У Сталина был единственный человек, к которому он относился почти дружески. Это был его товарищ по семинарии. Он какое-то время был священнослужителем, потом работал учителем.
От предложений переехать в Москву отказывался и ничего у Сталина не просил. Периодически Сталин приглашал своего товарища детства и юности на встречи. Так, они, в частности, встречались в Москве в конце войны (в 44 г.). Сталин при этих встречах расслаблялся.
КОГДА ГОВОРЯТ ПУШКИ
Стратеги
Началась война. Несколько писателей сидели в парикмахерской ЦДЛ, ожидая свой очереди к мастеру Моисею Моргулису, и разговаривали:
— В этой войне решающую роль будут играть танки.
— Нет, товарищ Сталин учит, что артиллерия — бог войны.
— Самое большое значение товарищ Сталин придает авиации.
— Главное — матушка-пехота. Тут вмешался Моисей:
— На войне главное — выжить.
Кто этот урод?
Сталин заподозрил намек на себя в строках Сельвинского:
Сельвинского вызвали с фронта и сразу привезли на заседание Политбюро. Заседание вел Маленков. Он долго добивался от поэта, сердито топая на него, разъяснения смысла этих строк ("Кого вы имели в виду?"). Сельвинский, волнуясь и не понижая, чего от него хотят, объяснял их прямой и единственный смысл: русская природа добра ко всему живому. С резким осуждением творчества поэта выступил Александров. Создалась грозная, чреватая бедой ситуация.
Неожиданно непонятно откуда в зале заседания появился Сталин и сказал:
— С Сельвинским следует обращаться бережно: его стихи ценили Бухарин и Троцкий.
От ужаса и отчаяния Сельвинский закричал:
— Товарищ Сталин, так что же я в одном лице право-левацкий блок осуществляю?! Я тогда был беспартийный мальчик и вообще не понимаю того, что они писали. А ценили меня многие.
Сталину реплика понравилась, и он сказал:
— Надо спасти Сельвинского.
Маленков, который перед этим топал на поэта ногами, теперь оказался в неловком положении и дружески сказал:
— Видите, товарищ Сельвинский, что вы наделали? Сельвинский ответил:
— Товарищ Сталин сказал, что меня надо спасти.
Все расхохотались. Сельвинский попросил разрешения почитать стихи. Фадеев и Щербаков поддержали эту просьбу. Сельвинский прочел "Русской пехоте". Стихи всем понравились.