Сталинизм и война

Военные классики считали внезапное нападение мало вероятным. У них явно не хватало фантазии предвидеть ситуацию, которую создали, главным образом, Сталин и его помощники — Молотов, Тимошенко, Жуков. «…Трудно предположить, — писал Жомини, — чтобы армия, расположенная в виду неприятеля… исполняла свой долг столь плохо, что позволила бы противнику напасть на себя врасплох». По Клаузевицу, внезапное нападение удается лишь при особых обстоятельствах; «внезапность редко удается в совершенной степени»; «в тактике внезапность гораздо более обычное явление», чем в стратегии; «война не возникает внезапно, подготовка ее не может быть делом одного мгновения», «каждый из двух противников может судить о другом на основании того, что делает». Победа с использованием фактора внезапности была чем-то неполноценным. По мнению Наполеона, Лейтенское сражение показало военные дарования Фридриха II. Однако он «обязан победой внезапности, и поэтому победа эта принадлежит к разряду случайностей».

Сохранили свою свежесть мысли классиков о мерах по предотвращению внезапности. Это подтверждают события не только под Брестом — Белостоком (1941), но и на Северном Кавказе (1995–1996). Эти меры — постоянная боевая готовность. «Наступающая армия, — писал Жомини, — вступая в страну с намерением покорить ее или даже только временно ее оккупировать, всегда благоразумно заготовит себе, как бы велики не были перед тем ее успехи, хорошую оборонительную линию, чтобы воспользоваться ею в случае перемены счастья и полного изменения обстановки». Наступая, — повторяет автор, — «думают и о возможности вынужденного перехода к обороне». В развитие этих мыслей Клаузевиц предупреждал: «Полководец ни на минуту не должен спускать глаз с противника, иначе он рискует попасть под удары боевого меча, имея в руках только франтовскую шпагу»; «даже при самых благоприятных условиях и при величайшем моральном и физическом превосходстве» нельзя «упускать из виду возможность крупной неудачи»; «общим правилом современного военного искусства» является способность любой части войск в любой момент вести «самостоятельный бой». И даже для XIX в. эти мыслители не открывали нечто новое. Известно, что еще во второй Пунической войне, не только римляне, но и карфагеняне ежедневно окапывали свои лагеря. Военная история не оставляет без ответа и вопрос об ответственности генералов за проявленную беспечность. Уже в XIX в. наука считала, что «генерал, застигнутый врасплох, есть уже генерал опозоренный». Справедливо и целесообразно ли, что первые лица, «подарившие» противнику в 1941 г. фактор внезапности, не только не были наказаны, но и возвеличены?

Один из деятелей партии В. Трофимов в написанной им книге «Контуры грядущей войны» подчеркивал: «Новейшие средства войны создали могущественное оружие для нападения на суше и в воздухе, причем мощность этого оружия усиливается во сто крат в условиях внезапности. Необходимо, кстати, отметить, что у нас все признают, как вывод из современной обстановки, как нечто совершенно бесспорное, что фашисты нападут на Советский Союз неожиданно, внезапно, но из этого признания далеко не все делают надлежащие выводы. Очень многие относятся к истине, содержащейся в этом выводе, с пагубным добродушием, будучи почему-то убеждены, что истина эта будет иметь практическое значение в первую очередь в отношении каких-то других государств, а не Советского Союза; эти странные люди не хотят верить, что, может быть, в первую очередь им именно придется проснуться однажды от грохота взрывов авиабомб противника». В 1937 г. автор направил рукопись «вождю», и вскоре был расстрелян. Сам Сталин постоянно призывал армию и народ быть готовыми «ко всяким неожиданностям», в частности в речи 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий. «Самоуспокоенность», в которой он, начиная с 3 июля 1941 г., начнет обвинять народ, в первую очередь была присуща ему самому. «…Власть прозевала». Так записал в своем дневнике В. Вернадский 23 июня 1941 г., имея в виду, что Сталин еще в 1930 г. стал диктатором.