Сталинизм и война

Нельзя принять и суждение, заимствованное у Н.Бердяева: марксизм преуспевал в России, соединившись с мечтой о мессианской роли в мировом масштабе[40]. Эта схема не объясняет многие факты. Как быть со странами, где марксизм также получил широкое распространение, но которые свободны от такой мечты? И, наоборот, как объяснить, что ряд стран не только мечтали, но и активно насаждали свое «мессианство», однако, без какого-либо участия марксизма? Появились и специальные публикации о «русской специфике». Среди них — нашумевшая книга Т. Маде, близкая к ней статья Л. Седова. Авторы выводят сталинизм из русского национального характера. Они не создали оригинальных исследований. Скорее всего — это нарочитая подборка высказываний писателей, публицистов о русской культуре, которая в течение веков, якобы, никак не может «дозреть до взрослого состояния». Без труда можно допустить, что сталинизм воспользовался какими-то особенностями характера русского и других народов. Может быть, он даже усилил какие-то черты, например, долготерпение. Такое качество, очевидно, не без успеха в течение многих веков воспитывали православная и иные церкви. Его, несомненно, эксплуатировали и продолжают нещадно эксплуатировать разные правители. Однако в целом возникновение сталинизма и национальные особенности народов СССР, несомненно, должны быть тщательно изучены.

Суждения по национальному вопросу, очевидно, наиболее слабое место в позиции наших оппонентов. Призывы Ципко и его единомышленников к «экономическому, духовному и культурному возрождению России» никак не сочетаются с их оценками русского народа и его традиций, утверждениями о «русском жутком бунте», «нашем русском свинстве», о «празднике угнетенных», который в России неизбежно превратится в «праздник сволочи», о «необразованных, не искушенных в мысли русских людях». Что же они хотят «возрождать»? На каком основании все это малоприятное они называют русским»? Разве США и по существу все великие державы не родились в результате революционных войн? Разве дело Великой французской революции не совершенствовалось в ходе последующих без малого ста лет? Может быть, все эти нерусские войны и революции не сопровождались такими же явлениями?

Другие авторы помещают сталинизм рядом с нечаевщи-ной в «крайне левом крыле» освободительного движения. Но революционная Россия еще в те дни прошлого века отреклась от нечаевщины с ее порочными нравственными принципами. Сталинизм успел показать себя настолько, что ныне ни один из объективных ученых не смешает его с революцией. Кроме того, подлинная история революционного движения в России знает также декабристов А. Герцена, Н. Чернышевского и И. Каляева с их безупречной моралью. Большевикам эти имена были хорошо известны. Об этом свидетельствуют многочисленные работы Ленина. В прошлом России, как, очевидно, и любой другой страны, были разные традиции. Почему же Сталин избрал сплошь негативное?

Довольно многие обществоведы высказывают мнение о «доктринальном истоке сталинизма»[41]. Но эта схема не объясняет, почему разные последователи Маркса по-разному восприняли его учение. Вполне очевидно, что ни одна из политических доктрин не может быть совершенной. Марксизм-ленинизм не является исключением. Не оставив в деталях разработанного плана построения социализма, Маркс и Ленин дали нечто большее — научный метод. Однако Сталину и его группе не дано было овладеть этим методом. И, главное, в их намерения это отнюдь не входило. Историки уже отвергли стремление обвинить в преступлениях гитлеризма в числе прочих Ф. Ницше и О. Шпенглера. Интересно, обвинял ли кто-либо Иисуса Христа в кровавых крестовых походах, злодеяниях инквизиции или Варфоломеевской ночи? Так или иначе, ни одно учение не несет ответственности за действия людей, назвавших себя его последователями. Маркс и Ленин не имеют отношения к делам всех политиков XX в., на штандартах которых было написано слово «социализм». Следует беспристрастно изучать, что хотел и сумел воспринять Сталин из учения и что извратил или просто отверг в своекорыстных целях, что из содеянного им непосредственно отвечало интересам трудящихся и не соответствовало бы целям самовластия. Лишь после этого можно будет окончательно судить, оказался ли сталинизм осуществлением революционной доктрины или контрреволюционным перерождением. Известные нам факты побуждают нас ко второму из этих выводов.