Сталинизм и война

В духе вульгаризированного классового подхода оказался в полном забвении и геополитический фактор, игравший исключительную роль в истории СССР, особенно в 1941–1942 гг. Страну во многом спасло ее пространство. Лишь в последнее время начинают признавать это. Так, в частности, вышел на авансцену евразийский аспект советской внешней политики. Роль географического фактора была хорошо понятна ведущим представителям русских исторических школ XIX в., то есть Сталину вследствие его полуобразованности просто было не дано усвоить истину, доступную его современникам. Вне названного фактора истолковывал он, в частности, источники победы советского народа. Идеологически обусловленная односторонность никогда не проходит бесследно. Так, в СССР замалчивалась, например, определенная роль американских войск в освобождении Чехословакии. Ныне на этой почве паразитирует внешне противоположная, по существу столь же ложная тенденция — преуменьшение роли СССР[138].

Антитеоретичность военной историографии проявляется в преобладании мелкотемья. Покажем это на примере «Военноисторического журнала» при Филатове в качестве главного редактора. Чего только здесь нет — куски «бериевской» темы, отрывочные сведения о польском генерале В. Сикорском и советском дипломате И. Майском, поездах Николая II и Л. Троцкого, детях И. Сталина и Н. Хрущева.

Антитеоретичностью объясняются отрицание альтернативности исторического развития. Во время войны ход событий во многом зависит от тех или иных решений руководителей. При полной и честной информации правильность этих решений достаточно четко прослеживается. Они и их результаты не отделены десятилетиями. Однако военные историки, как правило, не имели понятия об изучении альтернатив, и на рубеже 80—90-х гг. они были застигнуты врасплох. Об уроках истории весьма многозначительно говорилось. Но обществу предлагали лишь глубокомысленные сентенции, вроде: за предотвращение войны нужно бороться, пока не заговорят пушки; без серьезной экономической подготовки нельзя победить[139].

Запрет действовал вплоть до XXVII съезда КПСС. Считалось, что путь, избранный «великим кормчим», — единственно верный, что все решения были обусловлены некоей железной необходимостью. Безотказно действовали и конкретные суждения «вождя». Так, в речи на предвыборном собрании в 1946 г. Сталин утверждал, что вторая мировая война «возникла, как неизбежный результат развития мировых экономических и политических сил на базе современного монополистического капитализма». Он упоминал «ошибки» тех или иных государственных деятелей, но снова и снова подчеркивал, что предотвратить войну было невозможно. Так этот научный вопрос был закрыт на многие десятилетия. До сих пор им никто всерьез не занимается.

Исследователь, не скованный догмами, встречает альтернативы буквально на каждом шагу: был ли неизбежен отход Красной Армии к Ленинграду, Москве, Сталинграду, Ставрополю, был ли выбор в военной истории Ленинграда?

В этой связи представляет интерес материал дискуссии последних лет о роли Жукова, в частности, в истории Ленинградской битвы. Если судить по воспоминаниям маршала, он пробыл в Ленинграде всего с 6 сентября по 10 октября 1941 г. Он назвал эти дни «самыми трудными» в истории битвы, хотя и никак не обосновал это. Автор не скупился на похвалы в адрес «советского командования» в Ленинграде, то есть в свой адрес. В этих же целях он исказил намерения противника. Впрочем, можно допустить, что и в момент написания книги он знал вермахт не лучше, чем в 1941 г. Жуков пишет: «Гитлер был в бешенстве… Летне-осенняя кампания окончилась без значительных успехов в достижении стратегических целей». Гитлер будто бы «торопил» В. Лееба (командующего группой армии «Север») «быстрее овладеть Ленинградом». Немцы перешли к обороне под Ленинградом якобы главным образом вследствие тяжелых потерь в сентябрьских боях под городом.