О культуре дискуссии в советской литературе о войне. Отметим в первую очередь знакомые нам с 30-х гг. догматические нападки на критику негативного в советском обществе. Ей приписывают «оскорбление» социалистических идеалов. Новые же антимарксисты одну односторонность меняют на другую. В литературе с охранительными тенденциями, например, пакт 23 августа считают выгодным исключительно Советскому Союзу. Эти же авторы, наоборот, — исключительно Гитлеру. Даже явное методологическое родство со сталинизмом не смущает приверженцев второго тезиса.
Часто доводят до абсурда неугодные позиции оппонентов. Так, в уста критиков сталинизма вкладывают ложные утверждения, вроде: «наша история — сплошь отрицательная», «все наши беды исключительно по вине Сталина». Тезис об ослаблении по вине Сталина и его группы в ВКП(б) и Коминтерне международного антифашистского фронта преднамеренно превращается в утверждение: «фашизм пришел к власти по вине Сталина». Критикам внешней политики Сталина приписывают тезис о «равной ответственности Германии и СССР за развязывание второй мировой войны». Журналисты из «Красной звезды» необоснованно обвинили «Известия» в «пропаганде сдачи в плен».
Фактически ученых лишают права совершенствовать свои взгляды. И. Стаднюк в своем «открытом письме» А. Самсонову уходит от обсуждения вопроса, был ли Сталин великим стратегом, с помощью убогого приема «сам каков, а ты где был, а как ты раньше писал?». Такой же способ уйти от обсуждения проблемы применен оппонентом Дашичева. Хорьков с места в карьер переходит к «доперестроечным публикациям» оппонента, не говоря ни слова по существу поставленного вопроса.
Переоценка «вождя» свойственна в последние годы десяткам миллионов людей, но эти авторы нарочито выбирают в качестве своих мишеней труды, к сожалению, пока немногих историков, вносящих реальный вклад в перестройку. Малопродуктивна статья Анфилова. Увлекшийся тем, что писал раньше Ю. Афанасьев, автор так и не дошел до действительно ошибочных современных позиций своего оппонента. Наблюдается нечестное вырывание из критикуемого текста фрагментов, пригодных для той или иной сиюминутной надобности. При этом позиция оппонента, естественно, искажается. Носители традиционной методологии и идеологии пытаются прибегать к приемам, ранее действовавшим безотказно. Так, в декабре 1990 г. руководство Центрального телевидения получило письмо Г. Куманева, О. Ржешевского, Р. Савушкина с требованием запретить передачи, освещающие войну не с «тех позиций». Используются анонимки. Один из пасквилей, столь характерных для «Военно-исторического журнала» 1989–1991 гг., был подписан именем вымышленного «доктора экономических наук капитана в отставке А. Залкинда».
Распространено стремление ретушировать сталинизм, ограничить критику различными оговорками. Выдают Сталина за жертву бюрократического аппарата, пытаются возложить главную вину на Г. Ягоду, Н. Ежова, Л. Берию. Не понимают при этом, что само существование этого ряда палачей вскрывает их сугубо служебное место в авторитарной системе Сталина. Конструируют несостоятельное понятие «бериевщина» как «стремление к лидерству». Остаются поныне мифы о психической ненормальности Сталина, о его стремлении к покаянию перед смертью, его скромности, его «страданиях» по поводу пленения сына Якова и принципиальном отказе обменять его на фельдмаршала.
Большинство авторов, пытающихся эклектически соединить элементы научной и сталинистской концепций истории войны, группируются вокруг журналов и газет оборонного ведомства. В «Красной звезде», «Военно-историческом журнале», «Сыне Отечества» и некоторых других изданиях 1989–1991 г. господствовали такие трактовки военного прошлого, которые не согласуются с личным опытом большой части населения страны. Они рассчитаны на читателя с неразвитым интеллектом. Ничтожен вклад Военного издательства в перестройку знания о войне. Оно остается одним из самых дурно идеологизированных, далеких от науки учреждений. Особого внимания заслуживает «Военно-исторический журнал», в истории которого, если верить его редакции, в 1989 г. начался «революционный этап»[163]
.Весьма скромные успехи журнала несоизмеримы с гигантскими возможностями его издателей. Отбрасывая свои традиции, он превратился в рупор вечно вчерашних, которые ничего не забыли и ничему не научились. Его политическая тенденциозность проявлялась не только в прямых призывах возродить старую систему, которую он по привычке называет «социалистической», плохо скрываемом шовинизме и антисемитизме, крайней нетерпимости к инакомыслящим в политике и науке, но и в открытом восстановлении сталинских представлений об истории, нечестных попытках престижем армии прикрыть преступления сталинизма.