Да даже в “спешке” не будут вносить в список тех, кто уже умер или уже был освобождён (их что, снова поймали, что ли?), или приговорён за мелкие кражи. Или нам предлагают считать работников НКВД, в т. ч. и Л. Берию, идиотами? Скорее всего, “идиотами” редакция “Известий ЦК КПСС” считала читателей.
Более того, эти 161 человек были расстреляны даже без формального пересмотра дел и вынесения нового приговора — высшей меры наказания. Он не был оформлен даже задним числом! При Сталине такое было невозможно: всегда был приговор — не важно, законный он был или нет — но приговор был всегда!
А здесь — уникальный случай: без проведения нового следствия и нового судебного разбирательства убиты! То есть их вывели в во двор — и…
Далее. К постановлению ГКО не приложен список лиц, подлежащих ВМН. Зато этот список есть в постановлении военного прокурора “О прекращении уголовного дела” от 12 апреля 1990 года: “Военный прокурор I отдела Управления Главной военной прокуратуры по реабилитации подполковник юстиции Зыбцев, рассмотрев уголовное дело № 1–89, установил…” Откуда в “реабилитационном” постановлении появился список, если ни в письме Берии, ни в постановлении ГКО его не было? Что это за набор фамилий?
Уверен, что нет и “актов о расстреле”. Как сейчас узнаешь: мол, всё сгорело во время войны (“историкам” средневековья и античности также помогают “пожары” да “наводнения”). А где были захоронены эти люди? Что-то я не помню, чтобы проводилась эксгумация. В “новой России” эксгумации проводились — там, где действительно были расстрелы, например, в Бутово.
Когда же было написано это “постановление”? При Хрущёве? Нет, так как указанные в “списке” лица, в том числе Раковский, Спиридонова, Арнольд и др., были реабилитированы только в 1988–1989‐м годах. Откуда взялись эти фамилии, что в действительности стало с этими людьми — неизвестно.
Без сомнения, таких фальшивых “постановлений” о расстрелах в архивах много — они были сделаны и при Хрущёве, и при Горбачёве. Самый яркий пример — “расстрел в Катыне”.
А как на эти открытые судебные процессы реагировал самый главный оппозиционер и троцкист — сам товарищ Троцкий? Судя по его действиям, он подыгрывал Сталину.
В апреле 1937 года по требованию Троцкого была создана “Комиссия по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процесссах” во главе с известным философом и общественным деятелем Джоном Дьюи (США).
Комиссия исследовала материалы процессов и нашла, что все обвинения, выдвигаемые против Троцкого и его сына Льва Седова, фальсифицированы, тем самым оправдав не только их, но и косвенно жертв самих процессов.
10 апреля 1937 года члены этой “Комиссии…” прибыли в Мексику для допроса Троцкого. По соображениям безопасности было решено отказаться от первоначального замысла проводить слушания в большом зале в Мехико. Все 13 заседаний в течение 9 месяцев прошли в “Синем доме”, в котором проживал Троцкий, в предместье Мехико Койоакане.
Слушания проходили в соответствии с американской судебной практикой в форме перекрёстных допросов Троцкого со стороны Дьюи и других членов “Комиссии…”, итоги которых были запротоколированы. Анализировались итоги московских процессов августа 1936‐го (“Московского центра”) и января 1937‐го годов (“Параллельного антисоветского троцкистского центра”).
На процессе присутствовали около пятидесяти человек, в том числе журналисты и фоторепортёры. С целью обеспечения состязательности процесса, Дьюи предложил советскому посольству в Мексике, компартиям Мексики и США прислать своих представителей для участия в процессе. Эти приглашения были проигнорированы.
В последний день слушаний, 17 апреля 1937 года, с заключительным словом выступил Л. Троцкий, ещё раз решительно отвергший обвинения в свой адрес, а заодно и в адрес подсудимых на московских процессах. 20 сентября 1937 года вердикт был подписан. И 12 декабря председатель “Комиссии…” Дьюи на митинге в НьюЙорке, собравшем 2500 человек, огласил вердикт. 14 декабря 1937 года речь Д. Дьюи о решении “Комиссии…” транслировалась из Нью-Йорка по радио.
Вердикт “Комиссии по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процесссах” гласил:
“1. Ведение московских процессов убеждает всякое непредвзятое лицо, что не было сделано никаких попыток для выявления правды. 2. В то время как признания вообще требуют чрезвычайно серьёзного рассмотрения, эти признания заключают в себе такие невероятности, что они убеждают Комиссию, — совершенно независимо от того, каким способом они добыты, — в их несоответствии действительности… <…>