Сталинская эпоха. Экономика, репрессии, индустриализация. 1924–1954

Тем не менее большой позитивный вклад советской научной литературы в изучение проблемы бесспорен. Была проведена значительная работа по сбору, систематизации, анализу доступного материала. Литературы в количественном отношении было довольно много (включая статьи в журналах, ученых записках и т. д.), так что уже в советское время стали выходить соответствующие библиографические указатели[1].

Выделить в качестве ведущих научных исследований советского времени надо, прежде всего; работы В. П. Данилова по истории доколхозной деревни и коллективизации, вышедшие в 1950-е – 1970-е гг.[2] В таком направлении, как история раскулачивания, выделяется вышедшая в 1972 г. монография Н. А. Ивницкого[3]. Отдельным направлением было изучение истории совхозов и совхозного строительства, и здесь ведущей фигурой был И. Е. Зеленин, выпустивший ряд монографий по этой тематике[4]. Выходили в свет также фундаментальные коллективные труды по истории коллективизации и, еще шире, по истории советской деревни периода 1920-х – 1930-х гг.[5]

Однако уже в 1980-е гг. стала все острее ощущаться ограниченность источниковой базы. Для дальнейшего плодотворного развития данного направления исторической науки (как в фактологическом, так и в концептуальном плане) требовалось радикальное расширение источниковой базы, что и произошло в конце 1980-х – 1990-х гг. за счет получения доступа исследователям к ранее засекреченным пластам исторических источников в виде документации с грифом «секретно» или «совершенно секретно» ОГПУ, НКВД, а также ЦК ВКП(б) и других партийных органов, СНК СССР и других государственных органов.

Важное значение имела публикация в 1989 г. документального сборника «Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927–1932 гг.»[6], в котором ярко проявились отход от прежних стереотипов и стремление к коренному переосмыслению проблем коллективизации и раскулачивания. И хотя в сборнике преобладают материалы, отражающие официальные оценки происходивших в деревне событий, составителям удалось включить рассекреченные документы из партийных и государственных архивов, объективно освещающие положение в деревне (материалы ЦК ВКП(б), ЦИК и СНК СССР, ВЦИК, Нарком-зема, Колхозцентра и др.).

В конце 1980-х и 1990-х гг. произошел крутой поворот в разработке этой проблемы, который шел по двум линиям: 1) концептуальной; 2) и по линии массового ввода в научный оборот ранее засекреченных документов.

Вышел ряд документальных публикаций, среди которых надо выделить многотомное фундаментальное издание «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. 1927–1939»[7]. Помимо Института российской истории РАН, в его подготовке участвовали Федеральная архивная служба России и ее архивы, Центральный архив ФСБ, Московская высшая школа социальных и экономических наук совместно со специалистами из США, Канады, Австралии, Великобритании и Республики Корея. Одновременно выходили в свет тома другого фундаментального документального издания – «Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ–НКВД. 1918–1939»[8].

Большинство документов, представленных в этих фундаментальных документальных публикациях, выявлено в архиве бывшего КГБ (ныне – ФСБ). Они проливают свет на многие явления, о которых раньше можно было только догадываться. Главное, по нашему мнению, в них – это то, что показано сопротивление крестьян коллективизации и раскулачиванию, проявлявшееся в различных формах.

В 1997–1998 гг. изданы два уникальных по своему составу и содержанию сборника документов: «Коллективизация и крестьянское сопротивление на Украине» и «Рязанская деревня в 1929–1930 гг.: Хроника головокружения»[9]. Помимо этого, вышел в свет еще ряд документальных публикаций, в том числе в регионах[10].

Здесь уместно упомянуть, что в 2008 г. вышел очередной том за 1930-й год документального сборника «“Совершенно секретно”: Лубянка – Сталину о положении в стране», в котором, среди прочих, представлены также документы, касающиеся коллективизации, положения в деревне, настроений в деревне и, особенно, отчеты органов ОГПУ по «кулацкой контрреволюции»[11].

Радикальное расширение источниковой базы означало не просто начало нового этапа в развитии данного направления исторической науки, а настоящий «революционный переворот».

Во-первых, данная научная проблема получила мощные жизненные силы для дальнейшего изучения, а до этого она в источниковедческом плане все более загонялась в тупиковую ситуацию.

Во-вторых, изучение новых архивных источников вскрыло множество аспектов и нюансов, о многих из которых раньше ввиду засекреченности документов ничего (или почти ничего) не было известно.

В-третьих, даже те аспекты проблемы, которые ранее в той или иной степени не были секретом для исторической науки, под воздействием ввода в научный оборот обширного нового материала стали разрабатываться несравненно более глубоко и всесторонне.