Сталинская эпоха. Экономика, репрессии, индустриализация. 1924–1954

Та этнополитическая общность людей, которую мы называем советским народом, была воспитана в антифашистском духе. С момента прихода Гитлера к власти в Германии и до заключения советско-германского пакта о ненападении, т. е. с января 1933 г. до августа 1939 г., в СССР активно велась пропаганда по разоблачению фашизма. В результате этой пропаганды антифашизм стал важной составной частью менталитета советского народа. После заключения советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. антифашистская пропаганда в СССР была приглушена, но антифашистская составляющая в ментальности советского народа отнюдь не исчезла. Она сохранялась как бы в латентном состоянии, готовая в любой момент при соответствующем изменении обстоятельств заявить о себе во весь голос. Этот момент, как известно, наступил 22 июня 1941 г. Сам по себе советско-германский пакт, заключенный 23 августа 1939 г., в широких кругах советского общества воспринимался с трудом, и никогда не исчезало ощущение его противоестественности. На сознание людей удручающе действовала неожиданная трансформация германского фашизма из врага чуть ли не в «друга». Всё это тонко подметил Константин Симонов, написавший в своих воспоминаниях: «Что-то тут невозможно было понять чувствами. Может быть, умом – да, а чувствами – нет. Что-то перевернулось и в окружающем нас мире, и в нас самих. Вроде бы мы стали кем-то не тем, чем были; вроде бы нам надо было продолжать жить с другим самоощущением после этого пакта»[258]. То, что произошло 22 июня 1941 г., сразу же всё поставило на свои места, привело к возвращению адекватного восприятия германского фашизма как опасного врага. Представление о том, что это есть отечественная война, активно внедрялось в советское общественное сознание с первого же дня немецкой агрессии. В заявлении советского правительства, которое днём 22 июня 1941 г. зачитывал по радио В. М. Молотов, в частности, упоминалось, что Россия уже подвергалась вторжениям, что «в свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение», и, подчеркивалось в заявлении, «то же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу». Дважды упоминавшийся в этом заявлении термин «Отечественная война» довольно прочно врезался в сознание людей – уже с 22 июня 1941 г. в народе пошли разговоры, что началась новая Отечественная война. Это тогда понимали и наиболее дальновидные и проницательные люди на Западе. А. Верт вспоминал, что у него 2 июля 1941 г. состоялась продолжительная беседа с английским историком Б. Пэрсом, который сказал: «Я уже вижу, что это будет огромная отечественная война, более крупная и успешная, чем война 1812 года»[259]. Верт и Пэре относились к немногочисленной тогда плеяде иностранцев-оптимистов, которые даже летом и осенью 1941 г., несмотря на впечатляющие успехи германской армии, были твёрдо убеждены, что Гитлер войну с Россией не выиграет. Верт обратил внимание на поразительное отличие в реакции французского общества на немецкое вторжение во Францию в мае 1940 г. и настроениях большинства советского народа в конце июня – августе 1941 г. О Франции он написал следующее: «…вся Франция была совершенно ошеломлена и её быстро охватили пораженческие настроения. Миф о неприступности линии Мажино, которым все эти годы убаюкивали французский народ, вдруг рассыпался в прах»[260]. Применительно же к СССР Верт дал совсем иную характеристику: «Страну охватил ужас, но к нему примешивалось чувство национальной непокорности и опасение, что это будет долгая, упорная и отчаянная борьба… И всё же, казалось, лишь очень немногие думали о возможности полного военного поражения и завоевания страны немцами. В этом отношении контраст с Францией во время германского вторжения 1940 г. был разительным»[261].

Попавший в плен к немцам генерал М. И. Потапов на допросе, состоявшемся 28 сентября 1941 г., на вопрос о том, готов ли русский народ в глубине души вести войну и в том случае, если обнаружит, что армия отступила до Урала, ответил: «Да, он будет оставаться в состоянии моральной обороны»[262].

Мы вынуждены упрекнуть западную историографию в системной фальсификации в одном важном вопросе. Из того, что известно сегодня о планах политического и военного руководства Германии в отношении Советского Союза, однозначно следует вывод, что для народов СССР понятие «Великая Отечественная война» является адекватным и по сути, и по содержанию. Однако в западной литературе именно это адекватное понятие тщательно избегают употреблять, подменяя его поверхностными, примитивными и иногда даже карикатурными формулировками типа «схватка двух тоталитарных режимов», «сталинская война» и т. п.