Можно считать установленным, что к февралю 1942 г. уже не было в живых более 2,4 млн советских военнопленных. В дальнейшем масштабы смертности весьма заметно снизились – с февраля 1942 г. и до конца войны умерли, по нашим расчетам, еще около 1,5 млн. Это являлось следствием изменения подхода германского руководства к данной проблеме, и оно, изменение подхода, проистекало отнюдь не из гуманистических побуждений, а из сугубо прагматических соображений – до этого (до февраля 1942 г.) большие массы советских военнопленных воспринимались как ненужный балласт, от которого надо избавляться (понятно, как избавлялись), а теперь стали смотреть как на источник рабочей силы. Претерпела разительные перемены динамика ежемесячной смертности. Если в первые семь с лишним месяцев войны (по январь 1942 г. включительно) в среднем в месяц умирало порядка 340–350 тыс. советских военнопленных, то в последующие 39 месяцев (февраль 1942 – апрель 1945) – 35–40 тыс.
Рассмотрим, в какой степени результаты нашего исследования о масштабах смертности советских военнопленных согласуются с выводами наиболее авторитетных специалистов в этой области. К. Штрайт, лично обработавший и изучивший огромный массив немецкой документации, пришел к выводу, что в немецком плену умерло 3,3 млн советских военнопленных, из них около 2 млн – до февраля 1942 г.[455]
При этом Штрайт допускал, что какая-то часть из почти 0,5 млн «исключенных из статистики» за 1941 г. военнопленных в действительности погибла, но не решился включить их в общую статистику смертности. Напротив, А. Дал-лин был уверен, что эти «исключенные из статистики» – это в основном погибшие на этапах пленения и транспортировки в лагеря, и полагал, что общее число умерших советских военнопленных составляло 3,7 млн[456]. Что касается И. А. Дугаса и Ф. Я. Черона, то они выразили согласие с выводами А. Даллина[457].Таким образом, в зарубежной научной литературе оценка смертности советских военнопленных в 3,7 млн человек представляется наиболее убедительной и приемлемой. Именно такое количество умерло в плену (подчеркиваем: в плену). Установленное же нами количество (3,9 млн) включает в себя все без исключения категории военнопленных, в том числе погибших коллаборационистов (ориентировочно 0,2 млн), сражавшихся в рядах немецкой армии, армии Власова и прочих изменнических (воинских и полицейских) формированиях.
Посмотрим теперь, как оценивает масштабы смертности советских военнопленных коллектив военных историков во главе с Г. Ф. Кривошее-вым. На страницах их книги «Гриф секретности снят» на этот счет немало странного и загадочного. Так, читаем: «673 тыс., по немецким данным, умерли в фашистском плену (на самом деле немецкие данные совсем другие. –
В 2001 г. вышло второе издание книги «Гриф секретности снят» под названием «Россия и СССР в войнах XX века» (руководитель – тот же Г. Ф. Кривошеев). В ней эта нелепая цифра (1783,3 тыс.) прямо не упоминается, но она, к сожалению, использовалась авторами в расчетах принципиального характера, что делает результаты этих расчетов неправильными. Именно эта заведомо недостоверная цифра составляет разницу (по расчетам Г. Ф. Кривошеева и его коллег) между демографическими потерями военнослужащих (8668,4 тыс.) и боевыми и не боевыми потерями советских вооруженных сил убитыми и умершими (6885,1 тыс.)[460]
. Арифметика здесь простая: 8668,4 тыс. – 6885,1 тыс. = 1783,3 тыс. Можно произвести и другое арифметическое действие: 6885,1 тыс. +1783,3 тыс. = 8668,4 тыс. Как не считай, все равно всплывает этот «статистический суррогат» (1783,3 тыс.). Мы поясняем, что две другие цифры (8668,4 тыс. и 6885,1 тыс.) различаются тем, что первая из них учитывает погибших в плену, а вторая – нет. И тут становится ясно, что рассчитанный «кривошеевским» коллективом масштаб демографических потерь военнослужащих за время войны (8668,4 тыс.), воспринимаемый многими исследователями как вполне достоверный, на самом деле таковым не является и нуждается в коренном пересмотре.