Сталинская гвардия. Наследники Вождя

Андропов двойственно отнесся к новому назначению: сын Юрия Владимировича, историк Игорь Андропов, вспоминал, что отец поначалу воспринимал Лубянку ссылкой, считал себя удаленным от большой политики. Надо думать, тогдашние амбиции Андропова простирались в кабинеты Суслова и Пономарева. А тут – щит и меч революции, разведка и контрразведка, воинская дисциплина, воинский корпоративный уклад. Но разочарование было недолгим. Освоившись в лубянском кабинете, Андропов понял, что здесь можно реализовать способности стратега. Работе Комитета Андропов придал системный характер, при нем работа органов развивалась, офицеры чувствовали причастность к великому делу, к современной спецслужбе. Привередливая чекистская элита приняла Андропова. Ему удалось заслужить уважение на площади Дзержинского.

«С приходом на пост Председателя КГБ Ю.В. Андропова медленно, но неуклонно работа разведки становилась более интеллектуальной, более осмысленной. Образно говоря, на место прежних поисков только самородков золота приходила технология горно-обогатительных фабрик, которые готовили концентраты высокой чистоты… – вспоминает Николай Сергеевич Леонов, генерал разведки, профессор МГИМО, возглавлявший аналитическое управление КГБ СССР. – По складу ума Андропов был рожден масштабным государственным деятелем. Мозг его устроен был наподобие быстро решающего компьютера. О своих достоинствах он догадывался и сознавал свое превосходство над всеми другими из числа брежневского окружения», – формулирует Вячеслав Кеворков, один из асов контрразведки, особенно пригодившийся Андропову на западно-германском направлении.

При Андропове была построена резиденция Первого главного управления в Ясеневе – уникальный комплекс. Андропов любил свой ясеневский кабинет, в котором, как правило, проводил не менее одного рабочего дня в неделю.

По предложению Андропова было организовано новое – пятое – управление КГБ – контрразведка «по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». Именно это управление занялось разнообразными диссидентами и – эти имена необходимо выделить – Сахаровым и Солженицыным. Способы борьбы с идеологическими диверсантами были разнообразны: аресты, принудительное лечение, перевербовка, выдворение из СССР. Случались и публичные покаяния диссидентов. Андропову и его коллегам из Пятого управления удалось создать в СССР негативное впечатление о диссидентах. Они и впрямь оставались отщепенцами. Газеты со смаком перечисляли их инородческие фамилии. Разумеется, в места не столь отдаленные отправлялись и русские нацисты, и фашисты из союзных республик. Все они не оказывали заметного влияния на общественное мнение. Джинсы, «Битлз» и порнография расшатывали советскую идеологию куда эффективнее всех Галансковых и Подрабинеков, Емельяновых и Марченко… Труднее было объяснить обществу, почему перестают быть советскими гражданами увенчанные регалиями музыканты и мастера балета – такие, как Галина Вишневская и Мстислав Ростропович или Михаил Барышников. Впрочем, объяснение «погнались за длинным долларом» со времен Шаляпина оставалось внушительным.

Как мы знаем, Андропов знал толк в агитации и пропаганде. Говоря дурашливым современным языком – в «пиаре». Книги и фильмы создавали героический образ ЧК – КГБ. Литературную ниву успешно осваивали ветераны органов, известные публике по псевдонимам – Шмелев и Востоков. Загадочны его отношения с Юлианом Семеновым. Сам писатель, возможно, преувеличивал степень своей приближенности к первому чекисту страны. Но именно Юлиан Семенов наиболее успешно разрабатывал чекистскую тему в массовой литературе, был автором сценариев самых успешных советских телесериалов про разведку и контрразведку: «Семнадцать мгновений весны», «ТАСС уполномочен заявить». Семенов был и преданным биографом Железного Феликса, который стал главным героем телефильма о первых днях работы ВЧК «Двадцатое декабря». Столь ответственная работа, разумеется, курировалась КГБ. Андропов был первым зрителем и критиком таких фильмов, как «Семнадцать мгновений весны». Юлиан Семенов рассказывал, что саму идею написания саги о советском разведчике, внедренном в нацистскую верхушку, подал именно Андропов.

Андропов бывал разным, только бюрократической выхолощенности в нем не было. Умел и держаться сугубо официально, а в других случаях легко становился раскованным, доступным. Неизменными оставались только очки: проблемы со зрением преследовали Андропова с юности. Виртуозно дирижировал «мозговыми штурмами» на совещаниях, называл это – погонять мысли.