Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)

На материальной основе гигантского и все быстрее развивавшегося боевого вооружения Красная Армия разработала авантюрную военную теорию, односторонне приуроченную к идее нападения.[31] Для этой военной доктрины было характерно отсутствие понятий «агрессивной войны», а также «несправедливой войны», как только речь заходила о Советском Союзе как воюющей стороне. Уже Ленин провозгласил, что дело не в том, кто нападает первым, кто совершает первый выстрел, а в причинах войны, в ее целях и в классах, которые ее ведут.[32] Для Ленина и Сталина всякая агрессивная война Советского Союза против любой страны всегда заведомо являлась чисто оборонительной войной — и тем самым в любом случае справедливой и нравственной войной, в результате чего исчезало также различие между превентивным ударом и контрударом. Впрочем, советская военная теория исходила из предпосылки, что войны сегодня больше не объявляются, поскольку любая нападающая сторона имеет естественное стремление обеспечить себе преимущество момента внезапности. «Внезапность парализует, — говорится уже в Полевом уставе 1939 г., — поэтому все боевые действия должны совершаться при величайшей маскировке и с величайшей быстротой.» Внезапно, без настоящего объявления войны начались и советские нападения на Польшу и Финляндию в 1939 г. В результате внезапного начала войны боевые действия должны были сразу же перенестись на территорию противника, и тем самым с начала военных действий должна была быть захвачена инициатива.

Имея в виду подготовку к нападению весной 1941 г., принципы советской военной доктрины можно обобщить в следующих тезисах:[33]

1. РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия) — это «наступательная армия», «самая наступательная изо всех армий».

2. Война всегда и в любом случае будет вестись на вражеской территории и завершаться, при малых собственных жертвах, полным разгромом противника.

3. Пролетариат в стране противника является потенциальным союзником советской власти и будет поддерживать борьбу Красной Армии восстаниями в тылу вражеского войска.

4. Подготовка войны — это подготовка нападения, оборонительные меры служат исключительно обеспечению подготовки нападения и проведению наступательных операций на соседних направлениях.

5. Возможность вторжения вражеских вооруженных сил на территорию СССР исключена.

Как будет показано, все советские меры ориентировались на эти принципы. Впрочем, догма о непобедимости и «легкой победе» Красной Армии имела в 1941 г. силу закона и не подлежала теоретическому обсуждению. Отклонения от официального учения считались оппозицией против генеральной линии партии и, тем самым, Сталина и почти гарантированно имели для соответствующего лица смертоносные последствия.

О том, каким образом прививалось военнослужащим Красной Армии и Военно-Морского Флота, красноармейцам и краснофлотцам, чувство непобедимости вооруженных сил Советского Союза, немцы получили после начала войны обширную информацию. Так, советский подполковник Генерального штаба Андрушат[34] (39-й стрелковый корпус), имевший возможность перебежать на немецкую сторону, уже 25 апреля 1941 г. сообщал о массированном пропагандистском воздействии, оставлявшем в войсках глубокие следы: «Политкомиссары постоянно подчеркивают, что война будет происходить на чужой территории, а никак не на своей… Советский Союз будет всегда побеждать, так как имеет в среде любого противника бесчисленных союзников… Исходя из докладов политкомиссаров, Красная Армия считает себя лучшей в мире. Поэтому, дескать, ее никто не сможет разбить. Царит чудовищная собственная переоценка». Советские офицеры вновь и вновь высказывались таким же образом и после начала войны. Например, майор Филиппов (29-й стрелковый корпус) сообщал 26 июня 1941 г. о царящем в войсках «мнении, что Красную Армию нельзя победить». Это соответствовало тому, что выразили полковник Любимов и майор Михайлов (оба 49-я танковая дивизия) 4 августа 1941 г., когда говорили о «существующей в полном объеме убежденности», «что Красная Армия вооружена и подготовлена наилучшим образом и тем самым непобедима». Майор Орнушков (11-я танковая дивизия) также был «твердо убежден в том, что русскую армию нельзя разбить».[35] Он заявил 6 августа 1941 г.: «Согласно развернутой для Красной Армии пропаганде, русский народ тоже мог питать величайшее доверие к своим вооруженным силам. Военная периодика, печать, кино и радио вновь и вновь подчеркивают гигантское развитие танковых и военно-воздушных сил». Подполковник Ляпин (1-я мотострелковая дивизия) сообщил 16 сентября 1941 г., как низко, напротив, расценивались боевые качества немецких танков.