М. Фролова-Уолкер пишет, что «акцент на эстетике (а не на идеологии) характерен для Комитета по Сталинским премиям в его ранней фазе: кажется, что его члены на какое-то время были „убаюканы“ чувством, что они образуют автономный элитарный художественный круг»[190]
. Из всех членов Комитета только Храпченко, поруганный за покровительство «вредной» пьесе Леонова, сохранял почти «налитпостовскую» политическую бдительность и старался в своих предпочтениях не отходить от «партийной линии». (Тесное общение с Немировичем-Данченко в итоге скажется на взглядах Храпченко и его эстетических предпочтениях.) Однако другие комитетчики на недолгое время ощутили себя вправе судить советское искусство по «гамбургскому счету». Р. Н. Симонов на третьем пленарном заседании в 1940 году, проходившем в здании Третьяковской галереи, говорил:Сталинская премия имеет огромное значение в смысле требований к художнику. И здесь я бы предложил членам Комитета [зачеркнуто] относиться к выдаче премий с особым вниманием, требовательностью и тщательностью. Ибо пройдет время, и нас, членов Комитета, будут тоже судить, — за что мы выдали премии?[191]
Эту мысль проложил С. Меркуров, придав еще больший пафос принципиальности принимаемых членами Комитета решений:
Тем более на нас лежит громадная моральная ответственность за те шаги, которые мы будем делать. Мы исторически отвечаем, потому что это будет первая Сталинская премия. В стране будет колоссальный резонанс на наше постановление, конечно, с последующим утверждением правительства. Нельзя же так подходить к Сталинской премии! — есть определенное количество рублей, надо их выдать, иначе Наркомфин спишет. <…> Мы — взрослые люди, сознательные граждане нашей страны, делаем большое историческое дело и несем ответственность за это дело.
Я пользуюсь случаем, чтобы еще раз напомнить: перед нами ответственный шаг, и мы должны не только поощрить, но этой премией доказать, что данное произведение, данное явление — это исключительное явление в жизни.
<…> Сталинская премия — это Сталинская премия, и надо выдавать ее за исключительное произведение в советском искусстве[192]
.Однако почетный знак лауреата был утвержден лишь двумя годами позднее, в 1943 году. Тогда и был издан указ Президиума Верховного Совета СССР «Об учреждении Почетного Знака Лауреата Сталинской премии»[195]
от 8 сентября 1943 года. Знак полагалось носить на левой стороне груди рядом с орденами и медалями СССР. В прилагавшемся к этому документу подробном описании говорилось: