Сталинские репрессии. «Черные мифы» и\~факты

Ответ на вопрос «Был ли сталинский СССР тоталитарным государством» очень прост. Учитывая, что само понятие «тоталитаризм» не более чем идеологический ярлык, который клеят на то или иное государство по мере политической целесообразности, каждый самостоятельно находит на него ответ в зависимости от личной политической заданности.

Вне же идеологических баталий ответа на этот вопрос не существует, так как не существует предмета обсуждения. Нет у «тоталитаризма» исчерпывающего определения.

Глава 37. Чего не понял Хрущев

Мне бы не хотелось, чтобы на основании этой книги был демонизирован уже Н.С. Хрущев. Прежде всего, вспомним, что свои варианты «оттепели» готовили многие из членов Политбюро после смерти И.В. Сталина. Такой выход из создавшегося положения казался им вполне разумным, так они видели политическую необходимость момента. Во‑вторых, Н.С. Хрущев действительно не ведал, что творит. Крайне маловероятно, что, готовя свои политические интриги и укрепляясь у власти, он предвидел последствия своих шагов на ближайшие 30–40 лет.

В том, что Хрущев был искренним марксистом – и по идеологии, и по образу мышления, – сомнений нет. Достаточно вспомнить, как обосновывал он невозможность националистического протурецкого подполья в Грузии: «Промышленная продукция Грузинской республики в 27 раз превышает производство дореволюционной Грузии. В республике заново созданы многие отрасли промышленности… Сравнивая положение в своей республике с тяжелым положением трудящихся в Турции, могли ли грузины стремиться присоединиться к Турции?».

Это свойственный марксистской модели экономический детерминизм. Главный казус советской истории заключается в том, что Н.С. Хрущев применял марксистскую теорию к описанию общества, живущего по другим законам. В этом тоже вина Сталина, и как бы не большая, чем возлагаемая на него сейчас ответственность за политические репрессии. Даже ближайшее окружение вождя не имело глубокого понимания этого несоответствия, им не объяснили и никаких работ, вносящих ясность в этот вопрос, не оставили.

В определенных кругах принято утверждать, что И.В. Сталин, придя к власти, реставрировал монархию. Это не более чем аллегория, иносказательно выраженные мысли о действиях Сталина в рамках традиционного общества, понимания с его стороны патерналистской сути государства.

Потрясающая ирония истории в том, что такое понимание в целом прослеживается у большевиков – но на интуитивном уровне. А на вербальном – марксистская идеология, марксистский аппарат оценки происходящих в обществе процессов, прямо отрицающий и патернализм, и мессианство. Но, опираясь на марксизм, большевики вывели мессианскую идею, если угодно, «построения царства божьего на Земле», счастливой коммунистической жизни единой коммуной, – а это идеал традиционного общества, с его стремлением к решению вопросов «по справедливости», «по едокам», «по честности». Формирование новой мессианской идеи позволило объединить людей, победить в Гражданской войне и совершить огромный рывок индустриализации с таким подъемом и таким энтузиазмом, что виднейшие мировые экономисты просто отказывались верить результатам. Но марксизм эту идею все время подтачивал (отсюда в том числе и атисталинские оппозиции и организации – марксистские организации!) и в итоге, спустя много лет, подорвал.

Часто приходится слышать, что марксистскую идею в СССР, особенно в позднем СССР, «именитые профессора марксизма‑ленинизма и партийные чиновники» превратили из живого развивающегося учения в бессмысленную догму. Осмелюсь предположить, что корни этого явления нужно искать как раз в рассматриваемом противоречии.

Ленин со свойственной ему гениальностью и великим талантом полемиста ловко описывал в марксистских терминах действия, входящие с теорией в противоречие. Кстати, чем дальше, тем сложнее ему это давалось – это видно в его поздних работах. Таланты Сталина как теоретика не были столь велики, в куда большей мере он был практиком. Со смертью Сталина не произошло передачи «интуитивного» знания об устройстве страны следующему поколению, но этому поколению досталась теория, на принципиальный пересмотр которой никто не решался.

Старая гвардия «сталинистов» понимала, что происходит что‑то не то, пыталась воспротивиться реформаторскому запалу молодежи, но у нее не было научного обоснования своих подозрений, не было языка, на котором можно было бы выразить свои чувства.

Хрущев нанес удар в самое сердце системы. По меткому выражению С.Г. Кара‑Мурзы, он фактически сказал: «Вы идиоты – подчинялись безумному тирану и даже любили его. Теперь вы обязаны его ненавидеть и каяться, а за это я обещаю вам за три‑четыре года догнать Америку по мясу и молоку». От этих слов у граждан возникло острое желание вдребезги напиться, что многие и сделали. Вся глубина мировосприятия, вся патерналистская организация общества были подменены идеалами «молока и мяса как в США».

Но Хрущев не понимал, что вредит. В Грузии 27‑кратный промышленный рост – какой национализм? Молочные реки и мясные берега – альтернатива сталинизму.