Он рассказал мне свою судьбу, неразрывно связанную с судьбой церкви. Он был настоятелем церкви в деревни Телуша. Видел, как закрывались белорусские храмы в двадцатых годах, а священники арестовывались и расстреливались, или ссылались. В тридцать пятом году дошла очередь и до батюшки Ярослава. Ему «повезло», он был осужден на пять лет, но остался жив и перед самой войной вернулся в Бобруйск. «Повезло» еще и потому, что срок получил до тридцать седьмого года, тогда как священники Минской епархии, арестованные позже, были расстреляны. Началась война. Немецкие оккупационные власти разрешили открыть храмы, рассчитывая получить поддержку местного населения. Приняв паству Никольского собора начал служить и Ярослав. Рядом с церковью немцы устроили военное кладбище. После освобождения Бобруйска от немцев священник ожидал, что его неминуемо постигнет расправа за организацию церковной жизни на оккупированной территории, но по его же словам – «Бог смиловался». Во время войны политика нашей власти в отношении церкви несколько поменялась. Конечно, о службах в войсках не могло быть и речи, любые проявления религиозности осуждались, но священников не репрессировали как раньше, церковь давала сбережения на военную технику, священникам разрешили молиться за победу над врагом и за павших воинов. Один раз я был свидетелем того, как поп благословлял партию новых самолетов перед отправкой их на фронт. После освобождения территорий, разрешенные немцами храмы не закрывались и церковные службы продолжались. Батюшка Ярослав мог служить и далее.
В одну из наших последних встреч священник хотел дать мне благословление. Я ответил, что не верующий.
– Меня, батюшка, коммунисты в свою веру не обратили и вы не сагитируете!
– А это ты зря – вздохнул старик. без веры человек пуст как трухлявое дерево, снаружи кажется крепким, а подует ветер и его поломает.
– Я на этой войне столько горя и смерти видел, одних близких товарищей человек двадцать потерял, не считая других однополчан. Как же я могу в Бога верить, если он такое кругом допускает.
– Э, милый человек, да ты еще всего горя не видел. Время страшное и война страшная, только все пройдет, а душа, душа она останется. И главное чтобы она не очерствела. Я вижу, ты человек неплохой. детям помог, вон и с кошкой покалеченной возишься уж какой второй год. Значит, душа у тебя еще жива, даст Бог и спасется! Пусть не веруешь, ты и дальше поступай милосердно, то чему суждено, оно сбудется.
– Я, батюшка, людей убиваю, и скольких убил, даже не ведаю, какое уж тут милосердие!
– Ты ведь не по своей прихоти воюешь. Ты – воин, кругом – война. Это, милок, от тебя не зависит, значит, тебе на роду написано хлебнуть воинской доли, не ты эту войну начал, не тебе ее и остановить! Душа конечно грех возьмет, но бог милостив, за воинский грех простит, ни в твоей это воле.
– Да не верю я в Бога, отец Ярослав!
Батюшка вздохнул:
– Твой грех еще что, знаешь, сколько ужаса и зверства кругом, и немцы творят и наши… Меня в числе духовенства немцы как-то пригласили совершить молебен на открытие детского дома. Привезли нас в деревню, а там за колючей проволокой детишки лет по девять – тринадцать отнятые у родителей. Мы молимся, а они плачут и просят нас забрать их. Немцы нас стали в машины сажать, я смотрю на краю деревни ямы еще не засыпанные, а в них детские трупики. Я стал узнавать, что это за детский дом такой и выяснил, этих деток немцы в качестве доноров использовали, кровь для своих раненых брали, детей почти не кормили, умерших от истощения прямо там и хоронили. На меня тогда такое нашло, я и сам в Бога чуть верить не перестал, но только без него вся жизнь – хаос смысла не имеющий. Пока есть у тебя в душе Бог, в жизни есть опора, основа для оценки доброго и злого, а без этой основы кто ты – пыль дорожная пустая, прожил, и нет тебя, а с Богом и ты смысл имеешь, что не зря на белый свет народился. За товарищей твоих душу положивших, за други своя я помолюсь. Коммунисты тоже не святые, сколько народу своего убили. Я недавно имел беседу с одним духовником смоленской епархии, он рассказал, что весной вместе с Митрополитом Николаем был в комиссии по расследованию преступлений немцев, расстрелявших польских офицеров в Катынском лесу. Так вот он сказал, что не немцы поляков расстреляли, а большевики, но их заставили подтвердить, что это сделали фашисты. Мне уж семьдесят годков, может, живу последние, тебе врать не буду и за Бога не агитирую. Если Господа принимать как святого старца на облаках, так такого Бога действительно нет, ты же там летаешь, видишь. Бог, сын мой – это нечто большее. Ты и Ветхий Завет, поди, не читал, а там на все ответ есть. Господь сотворил человека по образу и подобию своему и поставил владычествовать над всей землей и всеми тварями, а сам Создатель после этого почил от всех дел своих. А когда Господь гнал Адама, сказал. вот, Адам стал как один из Нас… Улавливаешь? «Сотворил по образу Божию», и это не внешнее сходство, а внутреннее.
– Я материалист-атеист, отец Ярослав!