Сталинские соколы. Возмездие с небес

Теперь мы должны драться
Но никто не знает, как долго будет бой продолжаться

Но все мы знаем, что это последнее сражение

За которым наступит покой и смирение

Мы сражаемся вместе плечом к плечу

Мы умрем вместе, покорившись огню и мечу!

Сегодня в 9.15 шестеркой сопровождали бомбардировщики. Лето, ясное утро. Я второй раз теряю группу и пропускаю бой. Наши сбили четверых, но потеряли одного севшего на вынужденную за линией фронта. Товарищи смотрят на меня с недоверием, я растерян, что это. усталость, нарушение зрения вследствие старых травм, с этим надо что-то делать!

Подняли, как только начало рассветать. Взлетели в 5.30 двумя звеньями на прикрытие района Аннополя от русских бомбардировщиков. Где те должны были появиться. севернее или южнее, никто толком не знал. Русские, используя конно-механизированные, пехотные и танковые группы пытались захватить плацдармы в районе Вислы, их бомбардировщики должны были атаковать наш ближний тыл. Две пары Мессершмиттов сорвали атаку бомбовозов, и тогда над районом появилась большая группа «иванов» на американских самолетах. Таких русских истребителей на краснозвездных самолетах американского производства мы называли индейцами. «Индейцы» оттеснили малочисленные Бф-109, и хотя, к тому времени наши опытные «велосипедисты» смогли сбить или повредить пять русских самолетов без собственных потерь, их сил было недостаточно.

Это все стало известно уже потом, в результате разбора, а тогда, рассекая дымку раннего утра, наша группа не знала, с каким противником может столкнуться. Мы подоспели в тот момент, когда никаких русских бомбардировщиков не было, зато сразу были атакованы Р-39. Начался бой на средней высоте две тысячи метров. Учитывая возросшие скорости самолетов, он не походил на «собачью свалку» первых лет войны, это была схватка на вертикалях с большой амплитудой для занятия позиций и атак. Убедившись, что мой первый номер в безопасности, я вцепился в одного «ивана» бульдожьей хваткой, преследуя его на вертикалях и пикированиях. Когда русский толи устав, то ли понадеявшись на скорость своего индейского мустанга, перевел самолет в горизонт, мне удалось, используя небольшое преимущество Фокке-Вульфа в скорости на малых высотах, занять удобную позицию и медленно сокращая дистанцию открыть огонь. Выпустив процентов двадцать боезапаса из разрушительного оружия своей птички, получилось сбить самолет противника. Я видел как снаряды и пули попадают в фюзеляж Р-39. Его летчик был прекрасно защищен двигателем расположенным сзади, но мотор, не выдержав нескольких попаданий 20-мм снарядов начал дымить, скорость противника еще упала. Подойдя ближе, я прицелился в основание левой плоскости и дал очередной залп. Самолет противника закрутился юлой. Став в вираж над местом падения, я взглядом проводил Р-39 до самой земли. Уже над самой кромкой деревьев летчик попытался выброситься с парашютом. Дальнейшая судьба русского богатыря, а только человек недюжинной силы мог преодолеть перегрузку и выпрыгнуть из кабины, впрочем, ведь у этого американца двери, похожие на автомобильные, сбрасывались.

Пристроившись к своему звену, я с удовлетворением заметил, что все самолеты на месте, а вот второму звену не хватало одного борта, кого, пока не разглядеть. Остаток топлива позволил нам продолжить патрулирование района, рассчитывая встретить бомбардировщики.

В одном из маневров БМВ сбросил обороты, манипуляции органами управления двигателем и даже попытка перезапуска не дали результата. Я стал жертвой банального отказа, и мне ничего не оставалось, как искать площадку для посадки. Повернув в сторону аэродрома, я выбрал подходящее поле, идущее вдоль Вислы, и жестко грохнул туда машину. Я поджал ноги и схватился за обвод фонаря. При посадке самолет рано потерял скорость, плюхнувшись на брюхо, он зацепился за кочку и сделал попытку скапотировать. Меня страшно тряхнуло на ремнях, но не ударило о приборную доску или ручку. Натерпевшись страху, я выполз из самолета, который был невосстановимо поврежден, снял комбинезон и с трудом пошел к воде. Сильно болел позвоночник, видимо поврежденный в районе поясницы, от ремней плечи опухли, но я был жив. Вода вернула мне силы, смыв пот и грязь. Я вновь оделся, забрал все ценное и с трудом пошел по направлению к ближайшему населенному пункту, где должны были находиться наши части.

К вечеру я вернулся в Пястув. Доктор, осмотрев поясницу, отправил меня на снимок. Позвоночник был цел, но слегка смещен, врач высказал предположении о трещине в суставном отростке поясницы, и прописал покой, тем более, что свободных самолетов больше не было, в последнем бою были потеряны два Фокке-Вульфа, включая мой, и один летчик.