Сталинские соколы. Возмездие с небес

Больше я не летал. Группу для реорганизации перевели в Восточную Пруссию под Кенигсберг, где увеличили до четырех эскадрилий, а я получил место врача в офицерском госпитале в Бадене под Веной, куда прибыл в августе и приступил к своим непосредственным обязанностям, дожидаясь повышения. Все, по крайней мере, активная фаза войны, не считая бомбардировок, для меня закончилась! Здесь, в винных ресторанчиках, окруженных уже увядающими осенними парками, предлагающих посетителям вино местных урожаев, в теплых купальнях построенных еще римлянами, на курортных музыкальных вечерах под музыку Бетховена ужасы и неудобства Восточного фронта забывались. Я всегда отличался спокойным характером и три года выпавших на мою долю испытаний не расстроили нервы до критических состояний, но здесь, находясь на курорте, я, наконец, вспомнил, что есть другая жизнь, полная покоя и счастья, жизнь без войны. Скорее бы она кончилась. Пусть мы проиграли, и Германия вернется к старым границам, рожденные обидами амбиции нации пожали только разрушения и смерть миллионов. Пусть быстрее все закончится, ради памяти погибших товарищей, ради оставшихся в живых, пора возвращаться к нормальной жизни. Остается надеяться, что русских не пустят в Германию и у нашего руководства хватит компетентности заключить мир с англичанами и ами, как это было в 1919, да и со Сталиным, до полного разорения страны.

А тем временем фронт быстро приближался. Русские взяли Варшаву, Краков. Вторглись в Померанию и Силезию, форсировав Одер, окружили Бреслау. Теперь до Берлина им рукой подать. Четыре года назад мы стояли у ворот Москвы, только расклад сил теперь совершенно другой. Наши войска провели контрнаступление в Венгрии, выйдя к Дунаю южнее Будапешта, однако пробиться к немецко-венгерскому гарнизону сил не хватило, и 13 февраля Будапешт капитулировал. Главные нефтепромыслы достались врагу, скоро нашей техники просто буден не на чем ездить и летать.

В этот же день в госпитале я случайно встретил майора в форме люфтваффе, на шее которого висел Рыцарский Крест с Дубовыми листьями. Нам удалось переговорить. Это был Вернер Шроер, только что назначенный командиром 3-й истребительной эскадры «Удет», вместо отбывшего в Лехфельд Гейнца Бэра, и прибывший навестить одного из своих раненых офицеров. Мы быстро нашли общий язык и Вернер, узнав, что я летчик и разглядев под докторским халатом Железный Крест, рассказал мне достоверно о ситуации на фронте и положении люфтваффе. Его новое подразделение спешно собиралось в Восточной Германии для отражения возможного русского наступления на огромном участке восточнее Берлина между Балтикой и Карпатами. Все, что могло противопоставить люфтваффе «иванам» на целом русском фронте – это около одной тысячи истребителей, да и тем не хватало топлива и запасных частей.

Нас сближало и то, что Вернер был командиром Третьей группы 54 эскадры, приблизительно в то время, когда я служил во Второй группе, хотя я и не знал его лично. Майор Шроер предложил мне следовать вместе с ним в Пазевальк в штаб своей эскадры.

– Я уверен, что как врач на своем посту вы делаете все возможное для спасение родины, но ваш труд рассчитан на перспективу, тогда как в сложившихся обстоятельствах эта перспектива может и не наступить. Враги уже вступили на территорию Германии, и сейчас важен каждый боевой офицер. Возможно, мы не спасем страну, доведенную нацистами до поражения, но, во всяком случае, станем ее историей, и потомки не смогут нас упрекнуть, что мы ничего не делали как солдаты! Иначе история может пройти мимо вас, мой друг!

Не знаю, возымели ли на меня патриотические воззвания или мне просто хотелось летать, но я написал рапорт и, оставив пока еще спокойный Баден, последовал за Шроером в Пазевальк. Все равно обещанного повышения я так пока и не получил, оставаясь рядовым врачом.

17 февраля мы прибыли на аэродром Францфельде под Пазевальком, где кроме штаба третьей эскадры еще размещались самолеты четырех эскадрилий третьей группы.