Холодное небо Суоми
Прав был товарищ Сталин, сказав еще в тридцать пятом. «кадры решают все!». Прав был товарищ Сталин и его инквизиторский НКВД, превзошедший любую опричнину, уничтожающий всякое инакомыслие и пытающийся создать однородную серую массу идейно схожих покорных запуганных людей. Не было у нас единства, да и не могло его быть после нескольких лет кровавой гражданской войны, разрухи, красного террора и голода. Мы, советские люди, не были одинаковыми. Нас объединяли две вещи. страх перед репрессивной силой власти и желание наконец-то хорошо и спокойно жить. Именно эти две причины заставили меня в свое время отказаться от родителей. русского по национальности отца-кулака «третьей категории», сосланного почему-то за пределы края на Урал еще в тридцатом, и оставшейся в бывшем Великом княжестве Финляндском матери-финки. Отказаться от родства и стать обычным советским человеком. Затем стать слесарем, вступить в ОСОВИАХИМ и получив начальную летную подготовку, окончить школу красных военлетов. И все было бы хорошо, но страх перед властью и желание хорошо и спокойно жить остались. А затем началась эта проклятая финская война, непонятно почему я должны умирать, сражаясь против соотечественников матери за соотечественников, сославших моего отца.
Нам обещали, что война будет непродолжительной и победоносной, но разве так бывает с войной, особенно когда ее ведут наши «шапкозакидательные» командиры. Война шла уже третий месяц и собирала значительные потери. Со второй половины января лютые морозы сковали волю людей и технику. Теперь и многие мои товарищи задаются тем же вопросом. неужели буржуазная Финляндия действительно так угрожала Ленинграду, что мы должны положить здесь свои молодые жизни ради того, чтобы отодвинуть границу!
И это бы можно пережить, но вездесущие особисты, как я не пытался скрыть, знали о моей «полукровности», да еще кто-то написал донос, что я знаю финский. Действительно, хоть в моей семье и принято было говорить по-русски, но с глубокого детства во мне остались воспоминания о финских сказках, рассказанных, а точнее – напетых матерью, которую я не видел лет около двенадцати и даже не догадывался о том. жива ли старушка.
Финны периодически призывали сдаваться и переходить к ним. В глазах партийного начальства я мог быть как находкой, так и проблемой. а вдруг переметнусь, тогда полетят головы выше, мол, не досмотрели! И хотя вел я жизнь ни чем не приметную для властей, все же чувствовал себя как на бочке с порохом. Я ожидал неизбежного ареста, после которого. либо в лагерь, либо в шпионы. Была и иная неприятность. известно, что авиаторы любят заложить за воротник, моя беда была в тяжелом утреннем похмелье. Зная особенности своего организма, я старался держать себя в руках, но так выходило не всегда. После очередной попойки на следующий день меня единственного отстранили от полетов, точнее – от боевых заданий, так что получился скандал. Командир подал рапорт о скором моем переводе от греха подальше куда-нибудь на китайскую границу, что совсем не входило в мои личные планы.