Сталинские соколы

Вылет назначен на 20.55. Пока есть время до объявления тридцатиминутной готовности, и начальство решает, полетим мы на «Сандерболтах» или Ил-2, достал свою помятую потрепанную тетрадь, в которой уже пару лет записываю воспоминания о войне и своем месте в ней. Вот она и закончилась. Слава Богу!

Я воюю с сорок второго года, а что лично сделал я для победы? Ну, бомбил поезда, машины, нанес кое какой ущерб врагу, даже сбил один самолет, а что я буду рассказывать своим детям, когда они спросят. – папка, расскажи, как ты войну выиграл! А впрочем, главное, что мы победили, страна победила, а еще я остался жив и теперь смогу разыскать отца. Нет, ну а что такого я сделал геройского?

Автор дневника погиб 8.05.1945 года при атаке аэродрома противника. Когда основная группа после первого захода без потерь легла на обратный курс, он, проигнорировав приказ «возвращаться», повторил атаку аэродрома, уничтожив два стоящих двухмоторных самолета, но был сбит огнем зенитной артиллерии, направил падающий самолет на зенитное орудие.

Факты уничтожения немецких поездов силами советской штурмовой авиации требуют подтверждения.

Упомянутые в рассказе.

Мкртумов Самсон Мовсесович – армянин по национальности, советский кадровый летчик, штурман полка, капитан, стал героем Советского Союза, не вернулся с боевого задания 1.11.43 г.

Перегонщик

Интересная вещь память, не всегда можешь вспомнить, что было с тобой вчера, но некоторые давно прошедшие, но наиболее эмоциональные события, повлиявшие на твою судьбу и мировоззрение, в мельчайших деталях яркими красками следуют за тобой всю жизнь. Кажется, я это где-то вычитал. И сейчас, по прошествии многих лет, я помню, как совсем еще постреленком ходил c отцом косить майскую траву и наблюдал, как сочные стебли ложатся под острым лезвием, срубленные, будто кавалерийской саблей. И уже постарше, подростками, с деревенскими пацанами бегали на озеро ловить золотистых лещей, и когда рыбина, вытащенная самодельной удочкой, оказывалась на берегу, помню чувство гордости за свой трофей – «добытчик». Кстати, свою самую большую рыбу я поймал с отцом на ночной рыбалке, это был карп весом больше четырнадцати килограммов. Нести домой в вещмешке его доверили мне. Ноша была тяжелой. Говорят, что рыбы молчат, но я помню, как этот бедняга сопел и свистел у меня за спиной. Не знаю. издавали подобные звуки его жабры-легкие или что-то еще заставляло его страдальчески стонать, тогда жалость над «говорящим» карпом не превзошла инстинкт охотника-добытчика. Сейчас, наверное, услышав подобное сопенье от рыбы, я, возможно, дрогнул бы и выпустил ее в родную стихию. Вот такая сентиментальность! Помню, как в первый раз еще достаточно робко поцеловал одноклассницу Зою. И конечно я помню, как в десятом классе в школу пришли два инструктора местного аэроклуба агитировать учеников в авиацию. В синей парадной форме, один небольшого роста лет за тридцать очень веселый и энергичный, другой лет до двадцати пяти высокий и застенчивый стеснительно улыбавшийся на постоянные шутки товарища. Затем была летная школа в Оренбурге, которую я закончил в июне 1941 года, умудрившись стать лейтенантом в «сержантский период», и откуда получил направление не в строевую часть, а как перспективный, в учебный полк. Собственно говоря, премудрости с моей стороны никакой не было, просто я любил летное дело, и оно у меня получалось. В училище я был старшиной летной группы, по теории имел все «отлично», вылетал самостоятельно одним из первых, да и школьная база у меня была полной – успел закончить десять классов. Начальник летной школы рекомендовал, присвоив лейтенанта, направить меня в полк, где переучивались на новые скоростные типы истребителей строевые летчики.

В конце июня 1941 года перед самой войной я приехал в запасной учебный авиационный полк, базирующийся под Москвой. Без всякого блата, просто так совпали обстоятельства! На новое место я прибыл в приподнятом настроении. Служба почти в столице открывала возможные радужные перспективы дальнейшей карьеры, но началась война.