Сталинские соколы

Сегодня тот редкий случай, когда я с Имре лечу в одном звене. Над заданным районом нас атаковали русские истребители, это были «толстомордые» самолеты Ла-5, прозванные «большими крысами» Чтобы задать лучшую позицию для атаки нам пришлось лезть вверх. «Лавочкины» сразу набросились на бомбардировщики, а мы атаковали их сверху. Прикрывая Шольца, я, в какой – то момент, обогнал его, и оказался в хвосте у русского. Пытаясь оторваться, «иван» пошел на снижение, но Мессершмитт, благодаря малому миделю, обладающий меньшим сопротивлением, догнал «Ла» на пикировании. Прижатый к верхушкам деревьев и оторванный от напарника русский летчик был в моей власти, и я начал преследование. Первый залп прошел мимо, второй отправил обломки его самолета к близкой земле – это моя пятая победа!

Преследование русского увело меня и от ведущего и от бомбардировщиков. Я слышал радиообмен, бой продолжался, видимо к русским подошло подкрепление. Сердце екнуло, когда в эфире прозвучал знакомый голос моего командира, капитан кричал что горит и собирается покинуть машину. Я пытался выйти с ним на связь, но Шольц не отвечал. Затем я услышал брата, его голос был трагично спокоен. – Я подбит, буду садиться.

Нарушив правила радиообмена я кричал. – Имре, Имре! – но брат не отзывался.

Бой закончился, во всяком случае, небо было чистым, в отличие от огненной каши на земле. Я кружил над районом боя, пытаясь увидеть самолеты на земле или в воздухе, но, так и не встретив товарищей, повернул в сторону Веспрема, в надежде что брат и ведущий вернутся как в прошлый раз.

Когда я сел, ко мне подбежали сослуживцы. пилоты и техники, среди них был только что вернувшийся ведущий Имре. Мне сообщили, что Шольц погиб, а брат сел на вынужденную у русских. Не знаю, хотели ли сохранить мне надежду, зная трепетное отношение к брату, или это было правдой, но его ведущий утверждал, что точно видел как тот благополучно сел, и что он точно не погиб при посадке, а, скорее всего, находится в русском плену, а может ему удалось укрыться и сейчас он где-нибудь отсиживается.

Я спросил координаты и порывался лететь обратно, но командир приказал вытащить меня из самолета строго-настрого запретив повторять прошлые глупости. – Хватит потерь на сегодня! – закричал на меня де Хеппеш. жив Имре или мертв, ты ему не поможешь, даже если собьешь десяток русских, поквитаешься в другой раз, когда успокоишься!

В качестве поощрения через пару часов мне официально присвоили лейтенанта, а также за проявленную храбрость «Старая пума» пообещал наградить второй медалью – как будто офицерские лычки или награда могли утешить мои потери. Меня надо было отдать под суд, а не награждать, ведь увлекшись личной победой над одиночным самолетом, я бросил ведущего, а затем не смог помочь паре брата. Имре, Имре, я обещал родителям всячески заботиться о тебе, но разве я Господь Бог, чтобы уберечь тебя в бойне войны, каждый день забирающей тысячи душ. Во рту горько как от скисшего вина, и камень в душе, осталась надежда, что ты действительно удачно сел, и не выполнил собственное глупое обещание не сдаваться в плен, а значит, ты жив и мы еще встретимся. Но, а если тебя постигла другая учесть, пусть завтра она постигнет и меня, и тогда, может быть, мы все-таки встретимся в ином мире, в рядах того самого воинства, снившегося мне по ночам, не знаю, будет ли тот мир лучше этого!

Дневник прерывается, автор или прекратил делать записи или погиб.

Венгерские воздушные силы, в основном действующие совместно или даже в составе частей Люфтваффе, и, как бы, оставаясь в «тени старшего брата», не так известны, как авиаторы других стран «оси» или антигитлеровской коалиции, тем более, что у мадьяр не было принято учитывать или превозносить личные победы, отдавая предпочтение коллективным действиям. Хотя, по высказываниям самих немцев, венгерские летчики, особенно истребители, отличались храбростью и дрались по-гусарски. отчаянно и напористо, поэтому пользовались уважением у своих союзников.

Упомянутые в дневнике.