Читаем Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров полностью

И все же нельзя не обратить внимания на поразительное многотерпение Сталина. На почти подчеркнутый его «либерализм» по отношению к участникам оппозиционных сговоров с тайными записками, сходками, призывами и воззваниями к убийству. Уверовавшие в свою способность управлять государством лучше, чем это делает Сталин и его окружение, честолюбивые люди позволяли себе вольные разговоры и строили коварные планы.

Но можно ли рассматривать применяемые к ним меры как репрессии? Уже в августе 1933 года Преображенский был освобожден из ссылки, а в октябре восстановлен в партии. На XVII съезде ВКП(б) он выступил с покаянной речью. Тер-Ваганяна восстановили в партии в начале 1934 года, правда, в мае (в третий раз!) он снова был исключен и отправлен в ссылку. Оппозиционеры каялись, но не меняли свои повадки.

В чем же тогда выражалась пресловутая «подозрительность» Сталина, о которой, истекая желчными чернилами, писали историки? Нет, Сталин не «выискивал» врагов. Похоже, что до определенного периода он даже пренебрегал тайной возней оппозиции. Он был занят другими делами.

Ему следовало решить насущные задачи, диктуемые жизнью, и она сама подбрасывала ему темы для размышлений. 7 октября 1932 года на квартире у Горького Сталин, Молотов и Ворошилов встретились с группой ученых. Содержание этой беседы касалось организации Всесоюзного института экспериментальной медицины.

В это время Великий перелом происходил не только в промышленности и сельском хозяйстве. Период с 1929 по 1932 год стал моментом обостренной межгрупповой борьбы в литературной и окололитературной среде. Наиболее нагло вела себя группировка рапповцев, которых возглавлял родственник Ягоды и шурин Свердлова еврей Леопольд Авербах. Авербаховцы, утверждая, что они самые ортодоксальные и лучшие проводники линии партии в литературе, объявляли классовым врагом любого, кто подвергал сомнению их непогрешимость.

Сталин занял в этом вопросе четко обозначенную позицию. Еще 23 апреля 1932 года ЦК принял решение ликвидировать РАПП и создать Союз писателей. На заседание комиссии, посвященное этой реорганизации, кроме рапповцев были приглашены А. Афиногенов, Б. Иллеш, Б. Ясенский, В. Киршон и другие. Заседание длилось семь часов. Прения были бурными. Рапповцы не возражали против Союза писателей, но пытались занять в нем ведущее положение и навязать свой собственный «диалектико-материалистический творческий метод».

Именно на этом совещании и появился иной термин - «социалистический реализм», но участие Сталина в литературной полемике не ограничивалось официальными мероприятиями. Утром 26 октября на квартире Горького по Малой Никитской, 6 собралось около пятидесяти человек. Когда в девять часов приехали члены Политбюро, собравшиеся, среди которых находились А. Фадеев, М. Шолохов, Л. Леонов, Ф. Панферов, Ф. Гладков, Вс. Иванов, А. Малышкин, прошли в столовую.

Открывая эту встречу писателей, Сталин указал, что «скоро исполнится пятнадцать лет Советской власти», но «литература не справляется с тем, чтобы отразить содеянное…». Разговор был непринужденный, продолжительный и местами резкий.

Сталин временами вставал из-за стола и «вместе с другими курильщиками стоял в дверях». Страстный спор вызвал метод социалистического реализма. Выражая свою позицию, Сталин упрекал оппонентов, что они отрываются от жизни. Он говорил: «Писатель черпает материал, краски для своих произведений из конкретной действительности, а вы подсовываете ему схему. Пусть учится у жизни!»

Кто- то бросил реплику: «Но это же эмпиризм!» -«Чепуха, - возразил Сталин. - Это слово можно применять к политику, ученому, но не к писателю. Поймите, если писатель честно отразит правду жизни, он непременно придет к марксизму…».

Протокола не велось. И позже действия и рассуждения Сталина, его мыслительный процесс описал участник встречи К. Зелинский. Он отмечал: «Сталин говорит очень спокойно, медленно, иногда повторяя фразы. Он говорит с легким грузинским акцентом. Сталин почти не жестикулирует. Сгибая руку в локте, он только слегка поворачивает ладонь ребром то в одну, то в другую сторону, как бы направляя словесный поток. Иногда он поворачивается корпусом в сторону подающего реплику… Сейчас это не тот Сталин, который был в начале вечера, Сталин, прыскающий под стол, давящийся смехом и готовый смеяться. Сейчас его улыбка чуть уловима под усами. Иронические замечания отдают металлом. В них нет ничего добродушного. Сталин стоит прочно, по-военному». Именно на этой встрече Сталин назвал писателей «инженерами человеческих душ». Это определение стало крылатым.

В это время он действительно стоял прочно, по-военному отражая удары, которыми пытались поразить его противники. И, как это часто бывает, удар настиг Сталина совсем с противоположной стороны. Оттуда, где он его менее всего ожидал.

Перейти на страницу:

Похожие книги