«Сталинский питомец» — Николай Ежов

Повсеместно после января 1938 года центр тяжести репрессий был перенесен на национальные операции. В соответствии с решениями январского пленума начались преследования ряда лиц, извращавших политику партии и допускавших перегибы, массовые исключения из партии или массовые аресты. Позднее, после ареста, Фриновский дал показания по этому вопросу. По его словам, было установлено, что в Орджоникидзевском крае и в ряде областей на допросах убивали заключенных, а потом дело обставляли так, якобы они были приговорены к высшей мере тройками. Донесения о произволе также поступали с Урала, из Белоруссии, Оренбурга, Ленинграда и с Украины. Число беззаконий заметно увеличилось после появления установок о расширении «национальных операций» и репрессий против новых национальных «контингентов» и «перебежчиков». В Ленинградской и Свердловской областях, Белорусской и Украинской ССР начали арестовывать «коренных жителей» СССР, обвиняя их в связях с иностранцами, хотя зачастую никаких данных об этом не было. Дела по этим операциям рассматривались в Москве двойкой, за работу которой отвечали вначале Цесарский, а затем — Шапиро[58].

В начале 1938 года Центральный Комитет командировал Шкирятова в Орджоникидзевский край для «расследования поступивших материалов о преступных извращениях при массовых операциях», проводимых местными органами НКВД. Тогда, чтобы создать впечатление, что он своевременно отреагировал на сигналы, Ежов после возвращения Шкирятова в Москву вручил ему «приказ», якобы изданный им по поводу перегибов в работе НКВД в Орджоникидзевском крае. На самом же деле такого приказа он не издавал{561}. Был подготовлен лишь проект приказа, и не исключено, чтобы только успокоить Шкирятова, но он не был подписан ни наркомом, ни его заместителями, и порядкового регистрационного номера и даты выпуска приказ не получил[59]. Тем не менее, чекисты, упомянутые в приказе и обвиненные в «перегибах», были репрессированы.

20 января Реденса переводят из Москвы в Казахстан главой республиканского НКВД. Через пять дней И.М. Леплевский был смещен с поста наркома внутренних дел Украины и переведен на должность начальника Отдела транспорта и связи ГУГБ НКВД. 26 апреля он был арестован по обвинению о принадлежности к «заговору Ягоды» (то есть вовсе не за «перегибы»). 31 января был снят начальник УНКВД по Ростовской области Я.А. Дейч. Его арестовали 29 марта. 17 марта увольняют главу НКВД по Орджоникидзевскому краю Булаха — за «перегибы» и превышение фиксированного лимита (арестован 25 апреля). 16 апреля Л.М. Заковский, назначенный заместителем наркома внутренних дел в январе, уволен Политбюро. Спустя две недели его арестовали также по обвинению в участии в «заговоре Ягоды». 22 мая еще один руководитель НКВД, который, как и Леплевский, был склонен перегибать палку, начальник УНКВД по Свердловской области Д.М. Дмитриев был переведен в Главное управление шоссейных дорог НКВД. 28 июня он был арестован как заговорщик{562}.

Весенние аресты 1938 года были вполне ожидаемым явлением. В обстановке общей нервозности и подозрительности чекисты это предчувствовали. Как рассказывал на допросе сын Фриновского, у них на даче ранней весной загостились Заковский и Каруцкии. Утром, когда Фриновский еще спал, его сын услышал перебранку: «Каруцкии называл Заковского изменником и шпионом и говорил о том, что он скоро будет арестован. Заковский, в свою очередь, называл Каруцкого предателем и заявил, что если он и будет арестован, то только после Каруцкого»{563}. Прав оказался Каруцкии, его оппонент был арестован 30 апреля. Но Каруцкого этот факт почему-то совсем не обрадовал, он сам застрелился в ночь на 13 мая.

В представлении Ежова все выглядело так, как будто после январского пленума враги стали использовать репрессии, проводимые НКВД, в своих интересах, чтобы отвести удар и перенаправить его на головы «честных» граждан. Этот тезис, со всей очевидностью спасающий положение, оправдывал новую волну арестов (включая отдельных сотрудников НКВД), на этот раз в рамках охоты на «настоящих врагов». С большевистской точки зрения, коварство врагов было так велико, что они даже могли ведущуюся против них борьбу обернуть себе на пользу, избежать репрессий и разжигать недовольство невинно страдающего населения.