Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928)

При проведении украинизации республиканское руководство столкнулось с отсутствием надежных (с точки зрения большевиков) кадров, знающих украинский язык. На пленуме ЦК КП(б)У 6–8 октября 1924 г. Чубарь, докладывая о состоянии украинизации в республике, с горечью признал: «большинство учреждений живет на переводчиках, не имея достаточно работников, знающих украинский язык… У нас недостаточно подготовленный кадр работников и недостаточно данных для внедрения украинского языка»[258]. Действительно, ситуация была довольно напряженной. Например, когда в августе 1924 г. в одном из городов Черниговской губернии было получено предписание вести делопроизводство на украинском языке, местные партийные власти «бросились искать украинцев, могущих хотя бы чему-нибудь научить по-украински. Нет никого. Наконец нашли кого-то, но оказался исключенным из профсоюза как чуждый элемент. Пришлось пойти на поклон — предложить принять вновь его в профсоюз — учи только. Разве не анекдот!»[259]

Александр Яковлевич Шумский (1890–1946) — украинский революционер, советский партийный и государственный деятель

Затруднения при подборе кадров со знанием языка «коренной национальности» существовали даже в столице УССР — Харькове. Весьма интересны воспоминания Т. М. Кардиналовской, жены премьер-министра правительства Центральной рады В. А. Голубовича. После ареста мужа Татьяна Михайловна попала под пристальное внимание органов ВЧК и в 1920 г. была арестована. После освобождения она решила устроиться в Харькове: «Выйдя из тюрьмы, я абсолютно не знала, что мне делать. В Харькове у меня не было ни родных, ни знакомых. Куда идти? <…> На мне было летнее платьице, в котором меня тогда, почти год назад, арестовали на улице. К счастью, погода стояла теплая, было опять лето. Туфель у меня уже не было — они окончательно износились — и я шла босиком, но это меня не особенно смущало: в те годы видеть босых на улицах не было редкостью. <…> Я пошла по улице и, увидев здание Совнаркома, подумала: „А почему бы мне не попытать счастья в этом учреждении?“ Мысль показалась мне неплохой, и я направилась туда. Одновременно со мной к дверям подошел какой-то человек и, любезно распахнув передо мной двери, вошел в здание вслед за мной. Очутившись внутри, я начала оглядываться по сторонам. Вошедший вместе со мной человек заметил это и спросил: „Вы кого-нибудь ищете?“ Я, не задумываясь, ответила: „Да, мне нужно говорить с главой Совнаркома“. Мой новый знакомый усмехнулся: „Это я и есть. Какое у вас ко мне дело?“ Я рассказала ему все начистоту — кто я и откуда пришла. Глава Совнаркома — Раковский — все выслушал и тут же принял меня на работу на должность регистратора. <…> Такие чудеса могли происходить только в те отдаленные времена, когда в советских учреждениях была нехватка образованных и даже просто грамотных людей»[260]. Кардиналовская вспоминала, что проработала в Совнаркоме около двух месяцев, а потом решила попробовать устроиться на работу в какую-нибудь редакцию и очутилась в «Селянской правде», которую редактировал С. В. Пилипенко: «Пилипенко тут же взял меня к себе на работу корректором и переводчиком — весь материал газеты приходил из Москвы на русском языке и переводился на украинский. К тому времени я вполне хорошо владела украинским и позже кроме переводческой деятельности вела работу стилистического редактора. <…> Мне поручали переводить разную литературу с русского на украинский, причем многое, в свою очередь, являлось переводом на русский с чешского, польского, немецкого, английского и других языков. Так, например, я перевела роман Майн Рида „Оцеола — вождь семинолов“. <…> Среди моих переводов, кроме беллетристики, были также книги политического характера, включая сочинения Ленина, и даже научные переводы, в частности, я принимала участие в составлении первого русско-украинского словаря по химии»[261].

Вспоминая о встречах и беседах со Скрыпником, Э. В. Нольский (о себе он говорил: «мы, часть секретарей горкомов и райкомов партии Донбасса»[262]) подчеркивал, что «дооктябрьская русификаторская политика, общая культурная отсталость, враждебное отношение буржуазно-националистической интеллигенции и ее „выжидание“ породили нехватку советских служащих в течение 10–12 лет. Мы часто вынуждены были принимать любого соглашавшегося служить. Большинство служащих были выходцами из мелкобуржуазных слоев разных национальностей городского населения. За небольшим исключением знали они только русский язык и то часто на уровне двух-четырех классной школы». И только «по мере роста своей интеллигенции из рабочей и крестьянской молодежи требовательность ко всем служащим повышалась. Кроме общих знаний и добросовестности начали требовать также и знание украинского языка»[263].