Пальцы дрожат, когда я достаю флакон и откидываю крышечку большим пальцем. Когда убеждаюсь, что никто не смотрит, выливаю содержимое в бокал и поднимаю. Не могу поверить в то, что делаю, когда иду к столу, где сидят наши родители. Я действительно собираюсь убить свою мать? Стоит ли оно того? Я не знаю, как и почему, но по какой-то причине мысль о ее убийстве вызывает у меня тошноту. Я ненавижу ее... но по-настоящему ли я хочу, чтобы она умерла?
Она моя мама. Даже после всего, что она сделала, я все еще хочу, чтобы она меня любила. И всегда хотела. В конце концов, она всегда останется моей матерью, независимо от того, жива она или мертва. Ничто не изменит это.
Я стараюсь не давать моей руке дрожать, когда приближаюсь к ним с бокалом. Улыбка на моем лице настолько фальшива, насколько это возможно. Интересно, смогут ли они увидеть сквозь нее? Мама смотрит на меня, и впервые за долгое время на ее лице появляется искренняя улыбка, как будто она действительно счастлива видеть меня. Как будто я наконец-то стала дочерью, о которой она всегда мечтала.
Этот взгляд ... он останавливает мое сердце.
Моя мама... Она всегда будет моей мамой, даже если мы не сможем терпеть друг друга.
Я не могу убить мать.
Просто не могу.
Но я также не позволю им разрушить мою жизнь.
Кто-то должен заплатить за то, что они сделали со мной. И если я не смогу наказать свою мать... тогда это будет чужая.
Кто-то, кто в равной степени отвечает за мои с Филиппом отношения.
Кто-то, кто имеет хватку и влияние на нашу семью.
Поэтому с вежливой улыбкой я вручаю бокал маме Филиппа.
— До дна.
Она берет его из моей руки со словами:
— Спасибо, дорогая. Ты такая милая.
— Мне ни капли не тяжело. Просто не нравится сидеть без дела весь вечер, поэтому я подумала, что принесу напитки паре человек.
Она улыбается и подносит бокал к губам. Каждое ее движение позволяет моему сердцу снова биться быстрее. Я с тревогой жду, пока она сделает глоток. И когда она его делает, я чувствую, что вот-вот выпрыгну из кожи. Не знаю, откуда такое счастье, но я его ощущаю.
Может быть, во мне столько же зла, как и в моей матери. Мне слишком нравится убивать эту женщину. Не удивительно. В конце концов, она моя мать... а яблочко от яблоньки… В этом случае мы уже прогнили до глубины души.
В этот раз яд действует немного дольше. Полагаю, Артур дал мне флакон с не таким уж и сильным ядом. Хорошо, семья не поймет, кто это был. По истечению некоторого времени я уже танцую на площадке с Филиппом, притворяясь счастливой парой, когда его мать падает на землю. Остальные гости не знают, что я стала причиной ее смерти.
Раздаются крики.
Взгляды, полные ужаса и горя, наполняют комнату.
Но все, что меня волнует, — это выражение лица Филиппа и моей матери в тот момент, когда они понимают, что она мертва.
Этот взгляд... Стоило совершить подобное хотя бы ради него.
Ради возмездия.
А потом я замечаю его, спешащего в комнату. Артур. Выражение его лица вызывает у меня озноб. Он смотрит на меня. Не на свою мать. На меня. И я отвечаю таким же взглядом, замершая посреди танцпола, когда все устремляются к телу его матери.
Все, что мы делаем, это обмениваемся взглядами, но я знаю, о чем он думает.
Я сделала другой выбор. Тот, которого он не ожидал, тот, к которому не готовился.
Но я также знаю, что он не использует это против меня. Он ненавидит свою мать так же сильно, как и я, хотя, вероятно, сейчас этого не понять. На его лице все написано. Неожиданность настигает его, но я не могу определить, нравится ему это или нет.
Наши взгляды рассказывают историю.
Это моих рук дело.
Я сделала то, на что никто не считал меня способной.
Стала хладнокровным убийцей.
Глава 20
Ванесса
Феникс сидит в своем кресле и пялится на меня, вращая нож в руке. Интересно, что происходит в его голове, когда он вот так на меня смотрит. Словно я пойманная им добыча, и теперь он решает, что со мной сделать. Я просто сижу молча в своей клетке, жду, пока он сделает следующий шаг. Сопротивляться не стану. Не стану протестовать. Я дам ему все, что он захочет… чтобы в итоге снова получить от него свободу.
Уже не уверена, что он по-прежнему планирует убить меня. Если бы это желание было столь уж реально, то он бы уже воплотил его. Скоро начну думать, что у него зародились сомнения, так что стоит удостовериться, что у меня получится их использовать против него. Может, помогу ему вспомнить время, когда он любил меня.
Спустя некоторое время Феникс встает и направляется к клетке. Ухмылка на его лице выражает ярость, но при этом ей невозможно сопротивляться. Я обхватываю прутья пальцами и смотрю на него взглядом преданной собаки, в надежде получить поблажку.
— Прекрати хлопать своими ресницами, Ванесса. Это тебе не поможет.
Я дергаюсь, когда он опускается на колени и наконец-то снимает клейкую ленту с моего лица. Стону, когда он срывает ее, потому что после нее остается жжение.
— Спасибо, — отвечаю я.