Определили женщин и детишек. К ним и обозу приставили в охранение стрелков. Типа старого Грега. Тот еще вояка. Больше рассказывать да пердеть, чем стрелять может. Но для успокоения бабьего царства сгодится. Пока Богуш управлялся с тылом, Варуша организовывал оборону. Расставлял людей, обустраивал огневые точки, прятал в траве емкости с бензином и самодельным пирогелем.
− Не вздумайте идолы без дела пальнуть! - предупреждал он стрелков, указывая приметы и вешки.
За суетой скралось время. Поесть и передохнуть удалось не скоро. Далеко за полночь.
− Что скажешь? - опять прицепился Богуш. Не к кому ему цепляться. Сынов бог дал... хорошие парни, но домашние. Принеси-подай. Ни подраться, ни поеб...ся талантов нету. Мамку больше слушали, чем его. Богуш помянул покойную жену. Добром помянул. Достойная женщина. Многое вынесла, во многом ему помогла, многое ему простила. На последние редкие жены способные. Она смогла. Простить.
− Ничего не скажу, − жевал Варуша хлеб с колбасой. − Жру пока. А вот поем тогда...
− Тогда двигая челюстями..., − поторопил его Богуш. Если людей не подгонять и не напоминать с чьей руки едят и пьют, жди худого. Не помнят людишки добра. Не помнят. Взять того же Варушу. Давно ли поднялся, а уже на равных беседует, мнение свое имеет. И не боится с этим мнением наперед лезть.
− А ты не торопи. И сам не торопись. Отдыхай. Побегаем еще.
− Не накаркай.
− Каркай не каркай, а как говорил Паха.... Водился у меня знакомец, Пахой кликали. Так он и говорил, шкурой чувствую.
− И где он, знакомец?
− Досталось ему крепко. В Речном. Слыхал? Фермеры его поднимали. Раз не объявился.... А парняга - золото. Уж он точно бы придумал способ из дерьма выбраться.
− Что же не уберегся раз такой умный?
− Уберегся? Ты тасмана видел?
− Ну, видел.
− Ну, видел, это ты у бабы дырку. А тасман это тасман. В ножи взял.
− Тасмана?
− Его самого. Так что чую. Потому, если успею, то часок храпану. Есть у меня одна мыслишка.
− Какая это?
− А такая. Раньше утра говорить о ней, смысла не вижу.
Мыслишка у Варуши правильная. Баб и детишек на лошадок посадить, сопровождение выделить и вперед. Сомнение только, поддержат ли.
Пожрав, Варуша завалился спать. В пол уха слушая ночь. Кто-то чистил оружие. Кто-то бродил от костра к костру. Фыркали тревожно лошади. Ни как не могли угомониться дети. Под кем-то душевно охали.
ˮНервничает народишко,ˮ − думалось Варуше в дреме.
Пальба началась внезапно. То в россыпь, то дружно. Оно собственно так и происходит. Никто целься! пли! не орет. Слева пулемет перекрывал вой атаки. Бухнула граната. Лагерь загомонил, засуетился.
− Поспишь тут с вами, сволотой, − живо поднялся Варуша.
Приминая траву, из темноты к свету костров неслись белоглазые, рядом с ними мелькали силуэты поменьше − гоминиды и хапы, некоторые и вовсе стелились очень низко - не разобрать кто. Опытный глаз Варуши приметил тасманов. Псов не много, три − четыре. Редкая тварь. Но живучая...
Зверь с наскока, всей грудью ударил в повозку, развали борт, изодрал в хлам тент. Стрелков что в повозке сидели выгнал и положил ударами смертоносных когтей, последнему выдрал бок с куском ребер. На одиночные попадания не реагиовал, от очереди высоко подпрыгнул, низко приземлившись на лапы, поскакал мячиком гуще схваток.
− И как Паха такого прибрал? - спросил Варуша, засаживая три по одному из ОВЛ*. Штука хорошая. Бьет любо дорого за два километра, жаль одиночными.
Первый достался белоглазому что подавил пулеметное гнездо. Люди там живы и потому быстро восстановили плотность огня. Вторую вкатил хапа прыгнувшего на бог весть откуда взявшегося пацаненка с отцовской м16. Третья досталась тасману. В нос. Всю морду разворотила.
Вскоре пришлось поменять винтовку на более производительный калаш. Гоминида он успел снять в прыжке. Изрешетил от головы до паха. От его сородича увернулся. Падая, двумя короткими кучно, влупил в открытую пасть. На ходу сколотив группу из шести-семи человек, Варуша метался из края в край неширокого фронта. Люди отступали. И наверное бы бросили позиции, если было куда бежать. А так, припертые к скале бились... пытались биться.
Из ночного боя много не упомнишь. Света мало, суматохи много. Стрельба, выкрики. Мертвые враги, мертвые свои. Шагнешь в сторону, и накроет тьмой, как из памяти вычеркнет.
Атаку отбили. Народу полегло предостаточно. В большой плюс можно засчитать еще одного тасмана. Попала шальная пуля в бидон с пирогелем, окатило зверюгу и сгорел заживо, не успев добежать до первого рубежа. Но вот те, что успели дел натворили. От них, пожалуй, больше всего и досталось.
− Ранены? - тронул за Варуша плечо поникшего Богуша. ,,Амператорˮ нервно тянул папиросу.
− Никки... младший...
Варуша даже не пошел глядеть на мертвого. Тасман раненых не оставляет. Исключения единичны. Никки, пятнадцати летнему подростку, не повезло. Он не из их числа.
− Сочувствую.
− Ни хуя ты не сочувствуешь! - отшвырнул окурок Богуш и тут же засмолил второй.
− Тогда понимаю вашу скорбь.