Сталкер-югенд

  Блох поддел багром и подтащил покойника к берегу. Вытянул туда где полого. По договоренности с напарником то что в левых каманах его, то что в правых - Хруща. Пока мертвяка тягал, державшаяся на коже голова оторвалась и отправилась в дальнейшее плавание.

  − Оно и не к чему. Самая бестолковая часть у человека.

  − А вдруг зуб золотой! - обиделся Блох на неудачу.

  Хрущ промолчал. Верит дурень в разного рода байки, пускай верит.

  − Ты на куртку глянь. Откуда зуб то из золота?

  Респектабельным утопленник при жизни не был.

  Блох принялся обшаривать труп. Несколько патронов, плоская фляжка, зажигалка. Хороший ножик. Брючный ремень. Сами брюки...

  − Слышь, Хрущ. Кажись это баба.

  Узкие плавочки и отсутствие характерно выпирающих органов говорили за правильность подозрений бродяги.

  − Во бабы пошли. Титек нету нисколечко, − ворчал Хрущ.

  − И что с ней делать?

  − Хочешь скажу? Только воду надо вылить.

  − Неее, − Блох столкнул тело в поток.

  Следующий мертвяк пожаловал через полчаса.

  − Эдак его распластали, − заглянул Блох в вырванную брюшину. - Всю начинку растерял.

  − Выели, гадье, − таков диагноз Хруща, после изучения раны. Старик не стеснялся и не брезговал, запустить руку во внутренности.

  ˮДиагностировал,ˮ − вспомнил одно из мудреных словечек Блох. Краем уха он слыхивал, что Хрущ когда-то был врачом. Не плохим. Потом жизнь под откос пошла. В Кишке оказался.

  − Как это выели?

  − А так. Сожрали. Зубами кусь-кусь и ням-ням.

  − Кто?

  − Кто-кто? Эти.

  Дальше пояснять не надо. В Кишке знали и о пагах, и о хапах и прочих неприятностях. Только войны не вели. Поскольку нечем. А те не сильно и не беспокоили. Там шмыгнут, туда нос сунут, сюда пролезут. Долго не оставались, уходили. И то верно. Кто же в таком месте как Кишка добровольно останется.

  − Воняем больно, − такого мнения придерживалось большинство на счет брезгливости пагов и хапа.

  Рыбалка сегодня перла. Они выловили мусорный пакет с еще приличной одежкой. Сверток с мертворожденным ребенком. Ящик с детскими игрушками. Барахла по мелочи. Добычу тут же сортировали и раскладывали.

  Следующий утопленник появился минут через сорок.

  − Ну, сегодня удача! - потирал руки Блох, примеряясь подцепить багром.

  − Переселенец? - подивился Хрущ. То, что беднягу упокоили, а не помер своей смертью, не тайна. Ребра наизнанку.

  − Кто его? Изгои?

  − Если бы, − задумчив Хрущ. Он уже не радовался своему прибыльному занятию. - Видать и до них добрались.

  − В смысле?

  Хрущ глянул на Блоха. Нормальный парень, а умишка кот наплакал. Не понимает. Может оно и к лучшему? Не понимает и живет не тужит.

  Порассуждать Хрущу не пришлось

  − Ты поглянь! Поглянь! Что творится! - радостно скакал по берегу Блох.

  Творилось не ладное. Грязная вода несла десятки тел.

  − Да, мы богачи!

  − А мне мнится, покойники, − буркнул Хрущ.

  ***

  4.

  Лонко повалился на спину. Собрал в горсть листья и цветки одуванчиков, поднес к лицу, вдохнул горячий запах. Вприщур глаз, наблюдал в небе... апельсин! Вспомнил из детской книжки название солнца.

  − Я сплю... сплю! - ликовал Лонко.

  Где твоя хваленая невозмутимость, мапуче? Истаяла под щедрым светилом?

  Чили не до чувств изумленного товарища. Взгляд прикован к склону. От самого верха до подножья усеян цветами. Маленькими и большими, на высоких стеблях и коротышек, лопушистых и с тонюсенькими листочками-иголками... Ярко-желтые одуванчики, алые горицветы, бледно-желтый воробейники, фиолетово-синий воловики. Ниже белоснежные ромашки, красные и синие маргаритки, пурпурная крупина... а еще дальше, в ложбинке, голубые шары мордовника.

  − Наверное, − Чили зачарованно коснулась метелки тонконога. Происходящее действительно напоминало сон. Прекрасный сон.

  Над красотой цветов мелькают легкие всполохи невесомых крыльев. Бабочки! Бабочки!

  − Можете живей! - торопит Джок. Он ждет команду у подножья.

  Лбу тоже тут нравится. На сердце и в мыслях легко.

  Зои, тянулась и несмела прикоснуться к малиново-красному цветку. С соцветия синяка (ужасное название для такой прелести!) сердито жужжа, взлетела пчеловидка. На толстом брюшке желтые кляксы. Девушка застыла, провожая гудящего летуна.

  В воздухе сверкнул перламутр. Вверх... вокруг... завис ни мало не опасаясь людей. Стрекоза!? Стрекоза!! Весь мир отражен в двух янтарях огромных глаз.

  − Охуитительно! - забыв свой пессимизм озирается Харли. От избытка нахлынувших чувств подхватил Анни на руки и закружил.

  − Уронишь! - заливается счастливым смехом девушка.

  Улыбается Юшенг, собирая букетик бледно-желто-розового тысячелистника. Смеется Клэр, тыкаясь носом в лагозерис. На лице остается солнечная пудра цветочной пыльцы. Юшенг видит и не сдерживается − фыркает.

  Феликс расставил руки и запрокинул голову. Он знает сотни песен и тысячи стихов, но ни один... ни один! не в состоянии передать оттенки его ощущений. Да что там! Всего одного единственного! Не передаст! А он... он счастлив! Как какая-то бестолковая мультяшка!