Над вторым, с ранением в бедро, нависал Паха, целясь в живот добить.
− Сколько вас?! Сколько!? - требовал он ответа.
Раненый охал, а когда шевельнулся, получил вторую стрелу.
− Ну! - калил голос Паха. Чуть качнулся и добил первого. Под подбородок. Острый наконечник вылез в затылке. Натяжка и лук опять готов к стрельбе.
Жихххх!
Стрела пришпилила руку к телу. Человек задергался, заверещал. Паха ударил ногой в лицо - заткнись!
Чили, опомнившись, кинулась защитить раненого.
− Ты что? Сдурел? - подскочила она к Пахе.
− Не лезь, - Паха вновь взял противника на прицел.
− Это же человек! Человек! - ухватилась девушка за лук помешать стрельбе. - Человек!
Паха замахнулся её ударить. Влепить так, голова оторвется. Сдержался.
− Пасечник человек? Пасечник? Да?
Он вырвал лук из захвата Чили, отскочил в сторону. Девушка подумал, стрелять и, заслонила собой жертву расправы. Паха не стрелял. Пинком опрокинул стоявшую в сторонке кожаную котомку. Котомка опрокинулась, выплеснув кровь. Из растянувшейся горловины выскользнуло человеческое предплечье.
− Сюда посмотри! Сюда! - хрипел Паха. От ярости и гнева у него срывался голос. - Думаешь, их пасечниками зовут, они пчел разводят? Они людей караулят. Пасут. Они как белоглазые. Хуже! Хуже их!
Паха вновь изготовился стрелять, продолжая зло говорить.
− Ты иди, там в своих сталкеров играйся. Очки зарабатывай. Бонусы. А я здесь сам разберусь. С этим гадьем! Сам!
Стрела жикнула рядом с ногой девушки. Чили не успела испугаться. Её взгляд прикован к перевернутой котомке. По мере того как вытекала кровь, содержимое котомки выскальзывало наружу. Куски рубленного мяса. Когда показалась кисть с отсеченными пальцами, она закрыла глаза ладонями. Страшно! Она отчетливо услышала, как скрипит лук и Паха снова натягивает тетиву.
Пасечник стонал и хныкал.
− Легко не подохнешь! Не подохнешь, пока не ответишь! - чинил Паха расправу, подтаскивая раненого к костру.
− Двое нас! Двое!
− Откуда? - Паха наступил на грудь раненого, не позволяя отползти от огня.
− Из-за Хребта.
− Давно?
− Неделю идем.
− Что кроты?
− Нет там никого больше. Белоглазые... Белоглазые...всех..... Аааааааа!
Несчастный всхлипнул и затих. Завоняло горелым мясом. Чили вырвало. Тягучая слюна с желчью прилипла к подбородку. Девушка отплевывалась, размазывала рвоту по лицу.
Паха обернулся за понягой и быстро повыдергивал стрелы. Сполоснул водой. Остатки во фляжке протянул попить Чили. Та замотала головой. Нет-нет-нет!
− Сматываемся.
− Я не могу..., − боролась Чили с не отпускающими позывами рвоты. От запаха выворачивало. Мысль о человеческом мясе убивала.
Паха встряхнул её, так что слетела панама.
− Ну!
− Не могу...
− Можешь. Человек все может. Даже жрать себе подобных.
Он потащил её ,,на буксиреˮ. Чили не упиралась. Но и глаза не открывала. Не открывала до той поры, пока несколько раз не споткнулась о корень.
Руку отпустили. Паха сидел, скорчившись, и пытался достать из кармана лекарство. Лямка поняги лежала поверх одежды и мешала. Не справился. Чили достала горошину, сунула Пахе в рот. Тот хряснул зубами, дробя пилюлю. Подала воды. Запил. Жадно глыкая и проливая на грудь.
Минута тишины и пустоты. Тишины вокруг, пустоты внутри. Там где должно стучать сердце ничего нет. Чили всхлипнула.
− Руку что ли дай, − попросил Паха оклемавшись.
Она протянула, но увидев следы крови на его пальцах, отдернула.
− Ладно, я сам.
Паха с трудом встал. Оглядел себя и Чили.
− Надо привести себя в порядок.
Дальнейший путь она не помнила. Шла как сомнамбула. Из памяти не выветривалась картина расправы на поляне. Расправы? И тут же видение перевернутой котомки. У Чили затряслись губы. Её плохо. Ей очень плохо. Очень-очень...
Лес редел. Большие залитые солнцем поляны, молоденькие рощицы осинок, острова бузины...
Сделали привал. Чили села поближе к Пахе, почти под локоть. Он не отодвинулся. Все понял.
− Они, правда, людей едят? - спросила девушка, сама не зная зачем. Ведь видела собственными глазами. Но это же дикость!
ˮДикость!ˮ - бунтовала её человеческая сущность. - ˮТакое не может быть, разве что привидится!ˮ
− Правда.
− А белоглазые? Они кто?
Она заглянуло Пахе в лицо. Ей очень важно его видеть. Чтобы принять. Не понять, но принять, есть на свете вещи, которые она не знает и с удовольствием не знала бы, но приходиться. Спросила и пожалела. Гнев исказил черты, а взгляд стал бешенным. Еще хуже, стократ хуже, чем на поляне! Чили уткнулась лбом в колени. Самое время пореветь. Но не ревелось. Этот Мир не любит плакс и слабых, это первое что до нее дошло. Второе − не любит и не щадит.
Ночь без сна и без дум. Чили смотрела на звезды. На луну. На темную стену леса. Слушала скрипы, цвирканье и вдыхала запах трав. Её словно не было тут. А где? Где ты девочка? Дома? В новой квартире? В Armpit? Где? Где можно спрятаться от себя? Нет такого места. Нигде нет. И хочешь не хочешь, возьмешь в багаж памяти то, что совсем не хочется брать. Совсем. И жить с этим багажом тоже придется. Как-то придется.
Пахе тоже не спалось. Он ворочался, крутился с бока на бок. Устав вертеться, тихо произнес.