Сталки и компания

– Я знал, что ты не будешь рассказывать, – сказал Дик Четверка. – Дайте мне виски с содовой. Пока вы там купались в шампанском, я пил лимонный сок и аммонизированный хинин, и теперь у меня голова гудит как колокол.

Выпив, он обтер торчащие усы и начал, стуча зубами:

– Помните экспедицию в Хай-Хиин, когда мы задали им жару, двинув действующую армию; они даже не сопротивлялись? В общем, оба племени, которые создали против нас коалицию, сдались без единого выстрела, и куча волосатых негодяев, у которых власти над своими людьми было не больше, чем у меня, обещали и клялись выполнить массу разных вещей. И только на этом ничтожном основании, дорогой Киса...

– Я был в Симле, – быстро проговорил Абаназар.

– Неважно, все вы одним миром мазаны. На основании этих грошовых договоренностей ваши ослы из политического управления объявили, что мир восстановлен, и правительство, которое не может обойтись без глупостей, начало строить дороги по мере набора рабочей силы. Это-то помнишь, Киса? Остальные ребята, которые не участвовали в этой кампании, и не думали, что будут какие-то новые столкновения, стремились вернуться в Индию. Но я-то участвовал в паре стычек до этого, и у меня были свои сомнения. Я сделал так, summa ingenio, что меня назначили командующим дорожным патрулем, ничего нам копать было не нужно, а только изящно маршировать с охраной. Все войска были отведены, но от своего полка я сохранил ядро из сорока патанов,[138] главным образом рекрутов, и мы тихо сидели в главном лагере, пока рабочие ходили на строительство дороги, как было предписано политическим отделом.

– И песни распевали в лагере, – сказал Терциус.

– Мой молокосос, – так Дик Четверка назвал своего прапорщика, – был набожным существом. Он не любил петь песни, так что в конце концов свалился с пневмонией. Я бродил по лагерю и наткнулся на Терциуса, который болтал о своей должности второго помощника генерал-квартирмейстера, от которой он, бог знает почему, не отказался. В лагере было шесть-восемь человек из колледжа (мы всегда на переднем крае), но я слышал, что Терциус надежный парень и сказал ему, что ему надо плюнуть на свою должность и помочь мне. Терциус тут же согласился, и мы вышли на проверку дорожных работ: сорок патанов, Терциус и я. Группа Макнамары (помните старину Мака-Сапера, который отлично играл на скрипке в Амбале), группа Мака была предпоследней. Последней была группа Сталки. Он был в самом начале дороги с несколькими его любимыми сикхами. Мак надеялся, что с ним все в порядке.

– Да Сталки и сам сикх, – сказал Терциус. – Он, когда свободен, регулярно, по часам, водит своих людей молиться в Золотой храм в Амритсаре.[139]

– Не перебивай, Терциус. Это было километрах в шестидесяти за группой Мака, где я его обнаружил, и мои люди мне сказали осторожно, но твердо, что в стране готовится восстание. Что за страна, Жук? Я, слава богу, не художник слова, но ты мог бы назвать эту страну самым дном ада! Если мы не находились по горло в снегу, то нам нужно было спускаться в худы.[140] Якобы расположенные к нам местные, которые должны были обеспечивать рабочую силу для строительства дорог (помни об этом, Киса), прятались за камнями и стреляли в нас. Старая, старая сказка![141] Мы все бросились на поиски Сталки. У меня было ощущение, что его нужно прикрыть, и уже в сумерках мы обнаружили его и всю дорожную группу в старом каменном форте малотов со сторожевой башней в углу. Эта башня нависала на высоте около пятнадцати метров над дорогой, которую они прорубили в скале, а сбоку был обрыв глубиной примерно метров сто пятьдесят или двести, кончавшийся ущельем шириной примерно километр и длиной километра три. На другой стороне ущелья примерно на расстоянии выстрела были люди. Я постучал в ворота, протиснулся внутрь и споткнулся о Сталки, одетого в грязную окровавленную старую овчину; он сидел на корточках и ел вместе со своими людьми. Я видел его за три месяца до этого всего полминуты, но чувство было такое, будто мы расстались вчера. Он приветственно махнул мне рукой.

– Привет, Аладдин! Привет, Император! – сказал он. – Ты прибыл вовремя, как раз к началу представления.

Я обратил внимание, что его сикхи выглядят изрядно потрепанными.

– А где твой командир? Где твой прапорщик? – спросил я.

– Здесь... во всяком случае то, что осталось, – ответил Сталки. – Если тебе нужен молодой Эверетт, то он мертв, а тело его находится в сторожевой башне. На нашу дорожную группу напали на прошлой неделе: убили его и еще семерых. Мы пять дней были в осаде. Я думаю, что тебя пропустили специально. Вся страна бунтует. Сдается мне, что ты попал в первоклассную ловушку, – он усмехнулся, хотя ни я, ни Терциус ничего смешного в этом не находили.

У нас не было запасов еды для наших людей, а у Сталки оставалось пайка для его людей на четыре дня. И все это произошло из-за тупых политиков, Киса, которые уверяли, что население относится к нам дружественно.