Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

Фонарики тут же погасли. Темнота как-то успокаивала. По крайней мере, не было видно, что делает оператор поста. Но стук продолжался. Кто-то крикнул:

— Да остановите же его!

Еще один начал было:

— О боже… — но тут же замолчал, понимая, что молитвой сумасшедшего не успокоишь. В конце концов командир отдал приказ унести с поста старшину.

Но никто не пошевелился. Моряки не знали, кто должен был выполнять этот приказ — в кромешной тьме не было видно, к кому он обращен. О борт лодки застучали камешки. Луч гидролокатора прошел вдоль всего корпуса. Оператор поста продолжал биться головой об пол. Лодка погружалась. Прочный корпус снова затрещал…

— С каких это пор я должен отдавать приказы дважды?

Подводники наклонились над старшиной. Сначала старпом, хотя это и не входило в его обязанности, а потом и старший квартирмейстер. Они попытались взять его, но он яростно отбивался — ему хотелось и дальше стучать головой о железный настил палубы. В темноте стал слышен шум борьбы. Петерсен зажег фонарик. Тайхман стал помогать старпому и квартирмейстеру. Старшина вдруг заорал во все горло. Никто не мог понять, что он кричит, можно было разобрать только одно слово: «небеса». Тайхман попытался спустить ему штаны, чтобы он перестал брыкаться. Ему никак не удавалось разогнуть руку старшины, чтобы можно было его связать. Тогда он ударил его — ничего другого не оставалось.

Старшина затих. Его отнесли в каюту старшин и попытались уложить на койку, но, когда его поднимали, раздался взрыв глубинной бомбы, палуба ушла у них из-под ног, и они его уронили. Старшина пришел в себя и заорал:

— Я хочу отправиться на Небеса! — и снова стал отбиваться от них. Но моряки схватили его, оттащили в первый отсек и заперли там. Крики не смолкали, но казались теперь не такими громкими.

Лодка все продолжала погружаться. Прочный корпус трещал и деформировался; время от времени раздавался звук, похожий на выстрел. Потом эти звуки стали повторяться регулярно. «Стрельба» не прекращалась — трах-тах-тах-тах.

Лодка опускалась все ниже и ниже. Скрип корпуса становился все громче — от него уже болели уши. Люди не осмеливались дышать. «Хоть бы побыстрее умереть, — думали они. — Скорее бы пришел конец…»

Но конец не наступал. Прочный корпус держался. Они опустились ниже 125 морских саженей. Корпус выдавал свое «трах-тах-тах», словно медленно стреляющий пулемет.

— Ланген, — обратился командир к инженеру-механику, — поднимите лодку хоть ненадолго.

— Есть, господин капитан-лейтенант. — И тонкие, под большим давлением струи воды, лившиеся в лодку, пронзительно засвистели, словно распиливая корпус на части.

Вторым сломался акустик. Удивительно, как это не случилось раньше — ведь он сидел в своей рубке, слушая звуки моря, и нагрузка на его уши была просто невыносимой. Вместо того чтобы сообщать пеленги, он несколько раз вскрикивал, а потом разрыдался, сорвав с головы наушники. Он выскочил из рубки и лег на пол в проходе. Наушники надел старпом. Бомбежка продолжалась. Лодка всплыла до глубины 70 морских саженей, но английские корабли сбросили на нее двенадцать бомб, и она снова опустилась до 100 саженей; затем она поднялась до 85 саженей, но девять глубинных бомб отправили ее на глубину 95 саженей. Инженер-механик поднял ее до глубины 75 саженей, однако прозвучало шестнадцать новых взрывов, и лодка опустилась до 100 саженей. Еще у нескольких моряков сдали нервы, но этого никто не заметил, ибо они были свободны от вахт. Лодка поднялась, но пять точно нацеленных бомб отбросили ее на глубину 100 морских саженей. Субмарина стояла в воде почти вертикально, люди держались за перекладины, рычаги, вентили и клапаны. Она поднялась, а потом снова низверглась вниз…

Так продолжалось одиннадцать часов сорок минут. Наконец, сели аккумуляторы.

— Всему экипажу: приготовиться к бою в надводном положении. Над нами три военных корабля. Мы потопим их один за другим.

— Кого же утопим первым, господин капитан-лейтенант? — спросил Ланген.

— Тот, что крупнее всех. Эсминец, скорее всего.

— Какое орудие откроет огонь первым, господин капитан-лейтенант? — спросил Петерсен, стараясь говорить как можно громче.

— Там увидим. Приготовьте пока снаряды для орудия.

— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант. Сначала вытащим консервные банки для двадцатимиллиметровки.

— И если томми бросятся на нас, прострелим им задницы, — произнес инженер-механик.

Моряки включили фонарики. Они открыли ящик со снарядами и стали механически передавать их наверх. В душной атмосфере лодки с них сразу же полился пот; одежда промокла насквозь и прилипла к телу. Усталые и безразличные ко всему, подводники работали молча. Дышать было тяжело. В воздухе почти не осталось кислорода, и им казалось, что каждое движение отнимает у них последние силы. К тому же все это бесполезно. Они прекрасно понимали, что на этот раз им никто не поможет. Чудо случается всего один раз, и рассчитывать на то, что оно повторится, бессмысленно.