Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

Вскоре после этого поступил приказ вновь поставить тралы. Они впервые ставили новые поплавковые тралы ночью, и было много заминок. Работой, изрыгая леденящие душу ругательства, руководил Медуза Лёбберман.

«Альбатрос» первым во флотилии доложил о готовности начать траление — и все это благодаря Лёбберману. Левая ступня Лёббермана зацепилась за хвостовое ребро депрессора, и буксирный трос левого резака протянулся между Тайхманом и Лёбберманом. Тайхман закричал:

— Медуза, вытащи оттуда свою ногу!

Но Лёбберман, по-видимому, его не понял. Он крикнул в ответ:

— Заткнись!

Бюлов тоже увидел, что произошло, и попытался оттащить Лёббермана. Лёбберман упал, но, прежде чем сумел вытащить зажатую ступню, резак сдернул депрессор за борт. Лёбберман согнулся, словно пытаясь принять сидячее положение, и его голова ударилась о кормовой поручень. Звук был такой, с каким шар боулинга ударяется о каменную стену. Затем депрессор полетел за борт, а с ним и Лёбберман.

Выполнять маневр «человек за бортом» было бесполезно: депрессор затянул Лёббермана под воду. Старшим унтер-офицером судовой полиции стал Штюве.

На следующее утро флотилия бросила якорь в Сен-Мало.

— Мне нужно на берег, — заявил Хальбернагель.

— Это все, что тебе нужно? Ты едва заполз на борт, а через сутки уже опять хочешь на берег, — удивился Хейне.

Хальбернагель выдавил из себя смешок. На берег он не попал, как, впрочем, и кто-либо другой. Флотилия на следующий день снова вышла в море и взяла курс на Гавр.

После ужина Хальбернагель в умывалке расстегнул клапан своих брюк и спросил:

— Что ты об этом думаешь?

— Сходи и спроси у старшин.

— О нет. Я им такого удовольствия не доставлю. Кроме того, я не уверен. Как ты думаешь, что это?

— У меня в этом деле опыта нет — пока нет.

— Может, это просто простуда?

— В такую-то погоду?

— Ну может, не простуда. И все-таки что мне делать?

— Жди и пей чай.

— Но ты держи язык за зубами, понял?

— Обо мне не беспокойся. Команда все равно скоро узнает. И матросы повсюду растрезвонят.

— Ну и влип же я. Теперь мне крышка.

При швартовке в Гавре кормовой конец намотался на винт. Пришлось ставить «Альбатрос» в сухой док. В первую же ночь туда свалился старший квартирмейстер, возвращавшийся с берега. Его нашли утром; шея была сломана, а от трупа несло спиртным. В качестве причины смерти в судовой журнал записали «сердечный приступ». Это был очень удобный диагноз. Никто про старшего квартирмейстера не знал ничего, кроме того, что он пил и имел слабый мочевой пузырь. Говорили, что родственников у него нет. В его бумажнике нашли фотографию красивой женщины. Но фотография сильно выцвела и была старой и очень потрепанной. В любом случае, похороны квартирмейстера не заняли много времени: пастор не знал, что сказать, и все были рады, когда они закончились.

Флотилия стояла в Гавре две недели. У моряков было полно свободного времени и куча денег. Девочки забирали деньги там, где находили, — когда это было возможно, без помощи рук. Одна из девочек издала дикий вопль: Хейне раскалил монету горящей спичкой. Пришлось дать ей еще денег, чтобы заглушить ее крики.

— Очень жаль, что Хальбернагель этого не видит, — сказал Остербур. Они решили послать ему открытку и спросить, когда состоится свадьба. Подписались все, даже девочки. Хейне надписал адрес: «Вестовому командующего барону фон Хальбернагелю. Военный госпиталь Ренн, венерологическое отделение».

На обратном пути из Гавра флотилия потеряла буйковый корабль. Все произошло в течение нескольких секунд. Спасти не удалось никого.

Была безлунная ночь. Буйковый корабль номер 3 следовал в 1000 метрах позади остальной флотилии. И тут появились торпедные катера. Они зашли со стороны кормы, выскочив из низкой дымки. Первым их заметил номер 3 и дал сигналы опознания. Не получив ответа, он открыл огонь, но торпедные катера — а их было шесть или семь — с ревом приближались со скоростью более сорока узлов, выпуская торпеды с большого расстояния. Буйковый корабль накренился на девяносто градусов на левый борт. Его пушки продолжали стрелять трассирующими снарядами, как будто надеясь сбить звезды. Потом корабль исчез из вида. Исчезли и торпедные катера; кошмар закончился.

Тральщики легли на обратный курс. На месте трагедии не было ничего, кроме нескольких дощечек.

После этого последовали несколько спокойных недель. Недолгие патрульные рейсы между Сен-Назером и Лорьяном; противолодочный эскорт и прибрежное патрулирование в Бискайском заливе. С противником столкновений не было. Это были чисто развлекательные круизы.

Эти каникулы посреди войны окончились внезапно — флотилию вновь направили в район Ла-Манша. Салют начался уже вблизи Пуан-дю-Раза на западном побережье Франции. Рано утром в заливе Дуарненез тральщики были атакованы десятью английскими самолетами.