Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

— Да, но я называю его евангелистом — мне это слово больше нравится. Словом, он был фанатичным евангелистом, который всегда спрашивал совета у Бога, прежде чем что-то сделать и…

— Он женат?

— Нет. Я же говорил тебе, что он очень набожен. А теперь слушай внимательно. Этот врач работает в полевом госпитале недалеко от линии фронта. После вражеской атаки в госпиталь одновременно привозят трех тяжелораненых — запомни это, а то не сможешь понять, в чем смысл моего романа. Итак, их привозят одновременно — протестанта, обрати внимание, я все-таки делаю различие между евангелистом и протестантом, — итак, привозят протестанта, католика и атеиста. Все трое ранены одинаково тяжело…

— Я должен запомнить и это?

— То, что раны у них тяжелые? Да, конечно. Это ведь самое важное. Запомни, поскольку с этого момента сюжет усложняется.

— Хорошо. Валяйте дальше. Я запомнил — их привезли одновременно и ранения у всех троих очень тяжелые.

— Пока тебе все понятно?

— Абсолютно. Если мне будет что-нибудь не ясно, я вам сразу же скажу.

— Хорошо. Итак, все трое тяжело ранены, стоят одной ногой в могиле…

— В философском романе нельзя употреблять такие выражения.

— А я и не собираюсь. Я пишу на правильном немецком, на том языке, который использует в своих произведениях Розенберг. Всем троим нужна срочная операция, иначе они не выживут. И перед нашим доктором встает философская проблема — кого из них оперировать первым. Он знает, что тот, кому придется ждать дольше всех, умрет от потери крови, а он может оперировать только одного раненого. Итак, перед ним встает вопрос: кого же класть на операционный стол первым? Ты, наверное, думаешь, что он велит нести протестанта? О нет. Сначала он так и хочет сделать, но потом вспоминает, что Библия велит любить своих врагов. Но он не может решить — кто больший враг для фанатичного евангелиста — католик или атеист? Короче говоря, сам он не может решить эту проблему и обращается за советом к Богу. Он опускается на колени — вокруг него повсюду лежат раненые, впечатляющая сцена, правда? — и молится. Но может быть, Бог не торопится отвечать, может быть, что-то еще ему мешает — пусть читатели сами решают, в чем дело, — но к тому времени, когда врач кончает молиться, все раненые умирают от потери крови. За всеми этими событиями наблюдает санитар-носильщик, военнослужащий. Он — член нацистской партии и пишет на хирурга подробный донос. Врача допрашивают и приговаривают к тюремному заключению. Я еще не решил, за что — за пренебрежение должностными обязанностями или за непредумышленное убийство. В последней главе он сидит в камере, читая «Критику чистого разума» Канта. Ну, что ты думаешь об этом?

— А вы уже придумали название?

— Нет, это-то меня больше всего и беспокоит. Название очень важно, ты ведь знаешь. Может, я назову свой роман «Дух в клерикальную эпоху» или «Основания разума в эпоху глупости». В любом случае книга должна иметь заголовок и подзаголовок; это всегда выглядит очень хорошо. Хорошим заглавием могло бы быть такое: «Бог никогда не существовал». Заглавие должно быть коротким и точным. Что ты об этом думаешь?

— Звучит несколько агрессивно.

— Но ведь так и должно быть.

— А почему бы вам не назвать роман просто — «Врач на перепутье»? Это элегантно, сдержанно, объективно и в конечном счете ново.

— Великолепно, друг мой! Да, чтобы придумать такой заголовок, нужно образование. Могу я его использовать?

— Используйте на здоровье.

— Отлично. Я подарю тебе один экземпляр и подпишу его собственной рукой. Книга будет называться «Врач на перепутье, или Основания разума в эпоху глупости. Философский роман Эрнста Эша».

— Скажите, а откуда этот врач узнал, что один из раненых — католик, другой — протестант, а третий — атеист?

— Э-э… я об этом как-то не подумал. Но… их привезли в сознании. Он выясняет это, заполняя их карточки.

— По-вашему, тяжелораненый солдат скажет врачу, что он атеист?

— Почему бы и нет?

— А вы когда-нибудь были тяжелораненым?

— Я? Нет. Разве это имеет какое-нибудь значение?

— Нет, не имеет.