Стальная дева (СИ)

- Лучше твоим, чем ее, - ответил он и вздрогнул - Мара положила ладонь ему на грудь, впилась ногтями - пока не сильно, провела вниз, и кончики обожгли огнем.

- Хочешь?

- Нет, не хочу, - честно ответил он. - Не хочу ничьим быть.

Она протянула руку, сплела свои пальцы с его и сжала неожиданно сильно. Наклонилась ниже и поцеловала Эйна под ключицей.

Вторую руку она положила ему между ног.

Эйн вздрогнул и сглотнул вмиг пересохшим горлом. Да, насчет герианок он был прав. Они не стеснялись.

- Хочешь? - снова шепнула Мара и двинула рукой, потом еще раз и еще.

Он выдохнул со свистом, зажмурился. Возбуждение прострелило вдоль позвоночника высоковольтными разрядами. Классно. Оказывается, Эйну очень давно это было нужно.

- Нет, - выдохнул он.

- Знаешь, что я с тобой сделаю?

Она сжала его член сильнее, двинула ладонью с нажимом - тесно, уверенно, обалденно - и сменила ритм, как будто чувствовала, как Эйну нравится больше всего.

- Нет, - мир рассыпался, терялся в удовольствии, в женском тепле, запахе Мары, в движении ее руки и оставалось только одно - это единственное слово, за которое Эйн цеплялся изо всех сил.

- Я заставлю тебя стонать, - пообещала Мара.

- Нет.

- И просить.

Он застонал, выгнулся:

- Нет.

Мара замедлила движения, и Эйн разочарованно выдохнул.

- Посмотри на меня, - приказала она, ее голос обволакивал, укрывал. Темный, глубокий.

Почему-то было почти страшно открыть глаза.

Эйн опустил голову, глубоко вдохнул и посмотрел на нее.

Радужка показалась ему пронзительно синей, будто светящейся в полумраке комнаты, и Эйн стоял так близко, что мог рассмотреть каждую крохотную крапинку. Темный ободок по краям. Зрачки были дулами, темными провалами в которые его затягивало как в воронку.

- Поцелуй меня, - сказала она.

Он подчинился. Впился в ее рот, потому что изголодался. Она ответила, и целовала его долго, заставляя задыхаться.

А потом Мара спросила:

- Хочешь меня?

- Да, - ответил он. Первое "да", которое он ей сказал. Почему-то оно показалось переломным.

Да, он ее хотел, хотел, чтобы она не останавливалась, хотел прижать ее к себе, чувствовать кожей к коже, вжать ее собой в стену, целовать взахлеб. Хотел быть внутри, и чтобы она сжималась на его члене сладко и горячо.

В тот момент он хотел ее так сильно, что больше ничего не имело значения.

Он потянулся к ней сам, но она перехватила его руки, сжала сильно и сказала:

- Держи их так, или я уйду.

Эйн выругался, зажмурился снова, пережидая яркий, почти болезненный всплеск возбуждения. И прижал ладони к стене.

Хорошо, хорошо, если ей так было нужно, он мог ее не трогать, лишь бы она продолжала трогать его.

Она привстала, потянулась к его губам - прижалась грудью к груди, и выдохнула шепотом в губы:

- Габриэль.

Он дернулся от звука своего имени, захлебнулся вдохом, когда Мара снова сжала член, застонал, когда она подняла руки к ремню, медленно, дразняще долго расстегивала пряжку, прежде, чем дернуть штаны вниз вместе с бельем.

Эйн бы кончил как мальчишка от первого же прикосновения ее обнаженной ладони, если бы она не сжала его член у основания.

От разочарования - он был так близко - хотелось орать. И невозможность трогать, получить наконец разрядку сводила с ума.

- Ну давай, давай же.

Собственный голос показался чужим. Хрипел и царапал горло, и раскаленного воздуха в комнате не хватало. Кружилась голова, и нужно было больше-больше-больше.

Мару хотелось всю, от кончиков ногтей до кончиков волос, пить ее поцелуи и ее запах, ее прикосновения.

Она снова прижалась всем телом, потерлась как кошка, и снова сжала запястья.

- Позже.

- К блясте позже. Я... хочу сейчас.

Слова выходили горячечными, совершенно безумными.

- Когда ты будешь моим. Смотри на меня, Габриэль. Не смей отводить глаза.

Она отступила назад, и он потянулся следом, выругался, когда понял, что делает.

Мара потянулась к застежке своего комбинезона, медленна повела вниз.

Эйну и не хотелось отводить взгляд. Он пожирал глазами каждый сантиметр открывшейся кожи, рисунок на плечах и животе, родовой орнамент герианок.

Каждой точки, из которых он состоял хотелось коснуться языком.

- Раздевайся, Габриэль. Полностью.

Его так колотило от возбуждения, что тряслись руки. Он бы, может даже бросился на Мару, и плевать на ее запреты, но что-то держало - не ее сила, не угроза кнута, что-то еще. Какая-то гипнотическая сила в ее взгляде. И безусловная, ниоткуда взявшаяся уверенность - она знала, что делала, чувствовала Эйна даже лучше, чем он сам. И нужно было просто отпустить себя и подождать.

- Развернись лицом к стене. Упрись ладонями.

Он подчинился, хотя от уязвимости позы скручивало одновременно возбуждением и страхом. И слишком легко было вспомнить свист кнута в воздухе.

Мара почувствовала, прижалась всем телом сзади, обвила руками и снова сжала руку на члене. Ощущение чужой обнаженной кожи выбивало из головы все мысли, ничто больше не имело значения.

Эйн выгнулся, пытаясь податься навстречу руке, снова застонал бездумно. Потом еще и еще, громче.

Мара покрывала поцелуями его спину и плечи, гладила ладонью. Серый пластик стены расплывался перед глазами.