Стальная империя

Все авуары, все иностранные счета во всех заграничных банках были безжалостно обнулены императором и превращены в станки, прессы, приборы, лаборатории, и снова в станки, строительные конструкции, насосы, трубы, какие-то химикаты, еще раз станки, толпы иностранных безработных мастеровых и никому не известных изобретателей, механизмы для горной проходки, и опять станки, точнее — монстрообразные станы, перевозимые несколькими кораблями…

Делалось всё это с весьма своеобразным зловещим юмором. Строящиеся с какой-то яростной поспешностью владивостокские доки император обещал назвать великокняжескими именами, отмечая таким образом, в какую бетонную коробку в этой дальневосточной авантюре ухнуло содержание конкретной династической семьи.

Собственные монаршие капиталы постигла та же участь. Двенадцать миллионов фунтов из своих личных средств в Bank of England одним мановением руки император превратил в шесть ледоколов, этаких разъевшихся “ермаков” с 12 тысячами тонн водоизмещения и уродливым яйцеобразным корпусом. К каждому прилагался угольщик и транспорт ледового класса с трехдюймовым ледовым поясом на пять футов под ватерлинию и шесть футов над ней. Верфи “Армстронг”, построившие первенец русского ледокольного флота всего за 10 месяцев, были вынуждены напрячь все силы для выполнения столь привлекательного контракта, дабы выдержать такие же сроки. Задействовали мощности Виккерса, Брауна, Фэйрфилда, Чатэма и Дэвенпорта, и все равно еле-еле успели до Нового 1902 года, несмотря на бессовестное использование килей и механизмов, заложенных по другим контрактам для других кораблей, броневых плит, предназначенных для бронепалуб английских крейсеров и помощь двухтысячного десанта русских мастеровых и моряков, заполонивших Ньюкасл и внесших непередаваемый колорит в жизнь местных пабов и британских констеблей.

На оставшиеся восемь миллионов русский император славно “погулял” на лондонской бирже, массово скупая обесценившиеся из-за кризиса и даже вообще обанкротившиеся предприятия, но совсем не с целью возродить их и сделать прибыльными. На производствах, ставших неожиданно российскими, под вывеской срочной модернизации и ремонта демонтировалось и откручивалось всё, что можно демонтировать и открутить, грузилось на корабли и вывозилось в Мурманск и Петербург. Первой уехала собранная по всей Англии дюжина компактных электрогенераторов на шесть мегаватт каждый, а дальше освобождение приобретенных предприятий “от всего ненужного” пошло уж совсем бесшабашно. Снималась даже пригодная к повторному использованию кровля, стекло, рамы, косяки, наличники, скобы и гвозди. Местным рабочим, пытавшимся протестовать, с ходу делались предложения следовать вместе с грузом для последующего монтажа оборудования и продолжения работы на бескрайних сибирских просторах и Крайнем Севере.

Робко поинтересовавшись разгулом “шопинга”, Александра Федоровна пришла в ужас, узнав, что детский капитал четвертой дочери Анастасии — два миллиона рублей, положенных каждому царскому ребенку, император вложил в производство оптического стекла. Позже какие-то сердобольные придворные поведали императрице, что детские капиталы остальных дочек — все шесть миллионов — тоже, того… ушли на постройку заводов по переработке хлопка и организацию опытных хлопководческих хозяйств в Бухаре и Коканде. Тиран подчистил даже так называемые "экономические деньги” — карманные средства царской семьи на счетах в Волжско-Камском и Государственном банке.(*) Поизучав глумливое платежное поручение с издевательским пояснением “Коксохим”, императрица окончательно впала в депрессию и до Нового года из нее выходить даже не собиралась.

Министра иностранных дел России, вдовствующую императрицу Марию Федоровну это даже устраивало. Сейчас ей никто не мешал проводить с внучками столько времени, сколько она пожелает, и они в конце концов поселились у нее в Аничковом, где в обществе лицеистов было интереснее и веселее, чем “в этом царскосельском музее”. Вот и сейчас княжны веселились с новыми друзьями у новогодней ёлки, а вдовствующая императрица, как и полагается в последний день уходящего года, вспоминала самое хорошее — ту поездку в Кронштадт в феврале, а точнее самое её завершение, когда старшая Ольга сбежала от сопровождающей их нянечки и буквально ворвалась в зал заседаний, где над разложенной на столе картой склонились вместе с императором несколько генералов и адмиралов.

-ПапА! Почему я должна уезжать? Почему мы не можем побыть вместе? — строго сдвинув бровки, требовательно топнула ножкой царевна.

Военные заулыбались при виде грозной княжны, а император, проследовав к крошке, внимательно посмотрел на её решительное выражение лица и тихо произнес:

- Ольга Николаевна! Простите, но я не могу! У меня дела…

-Неправда! Неправда! — злые слёзки отчаяния брызнули из глаз девчушки, — ты всё можешь, ты здесь самый главный! Я знаю! Ты помазанник Божий, а значит главнее тебя никого нет! Тебя все должны слушаться! Тебе стоит только захотеть и всё…