Стальная империя

Поезд, следующий из Москвы в Маньчжурию, прибыл в Читу восхитительным весенним утром. После сырого и холодного апреля, май выдался не по сезону тёплым. Совсем по-летнему запели дрозды, а на лесных еланях зацвели купавки. В прудах головастики торопились превратиться в лягушек. Спешили на вылет из гнезд самочки муравьёв. На всём этом буйноцветии ещё и близко не лежала печать осени, но небо почему-то излучало грусть обречённости. Или может так казалось некоторым особо меланхоличным персонам, расположенным к созерцанию и философствованию, прибывшим на железнодорожную станцию Читы. Остальные пассажиры деловито, как мураши, высыпали из вагонов, затопили перрон, озабоченно-хаотично перемещались сами и перетаскивали свой дорожный скарб, приветствуя, прощаясь, благодаря попутчиков за скрашенное в пути время и с разбегу погружаясь в атмосферу сонного города.

Лишь небольшая группа путешественников, выйдя из вагона первого класса, никуда не торопилась, с интересом оглядывая привокзальную суету. Точнее, любопытствовал только один, остальные – военные – терпеливо его ждали. Ещё раз пробежав взглядом по пёстрой шумной толпе, выглядевшей аляповатым пятном возле белоснежного здания вокзала, “гражданский” вполголоса процитировал слова архиерея, произнесенные в Чудовом монастыре: "И самое плохое место могут скрасить честные люди".

Офицеры развернулись налево и вытянулись во фрунт. Сквозь редеющую толпу в окружении адъютантов стремительно шествовал весьма колоритный генерал богатырского роста и телосложения, с бородой и усищами, напоминающий Илью Муромца с картины Васнецова.

– Начальник штаба Сибирского военного округа, генерал Бобырь, – зычно отрекомендовался встречающий, – рад Вас видеть, Ваше Сиятельство… Ваше высочество…

– Полно-те, Николай Павлович, – поморщился князь Львов, – революция отменит титулы и сословия. Сегодня мы все – граждане Великой России.

При последних словах стоящий рядом с князем поручик с флигель-адъютантским вензелем и тонкими усиками над губой, поморщился, как от кислого лимона, и совершенно бесцеремонно влез в разговор старших по званию и по возрасту.

– Что с генералом Сухотиным?

– Командующий войсками Сибирского военного округа, к сожалению, отказался поддержать революцию и в настоящее время находится под домашним арестом, – торопливо отчитался Бобырь, испуганно переводя глаза с поручика Романова на Львова и обратно, не понимая, кому он должен рапортовать.

– Спасибо, Николай Павлович, – не обращая никакого внимания на великого князя, похвалил генерала Львов, – принимайте на себя командование и озаботьтесь вооружением прибывающих революционных подразделений.

Перрон уже опустел, на нем остались только обладатели прибывших и встречающих военных мундиров.

– Всё уже готово, – кивнул Бобырь, – на складах округа для вас заготовлено десять тысяч комплектов оружия и амуниции для инфантерии, и три тысячи – для кавалерии, тройной боекомплект. Лёгкими полевыми орудиями можно укомплектовать артиллерийский полк. Сложнее с крепостными…

– Надеюсь, крепостная артиллерия не пригодится, – перебил генерала Львов, – мощь революции не в пушечных калибрах, а в духе и силе слова.