Стальная империя

Что уж говорить о политической учёбе, если максима “армия вне политики” вбивалась доселе в плоть и кровь на всех начальственных уровнях. Офицерам приходилось осваивать новые науки бок о бок с нижними чинами, что рушило въевшиеся в тело армии сословные перегородки и создавало невыносимые условия для привыкших к собственной исключительности… Сколько было написано прошений об отставке за это время в основном теми, кому и без жалованья было на что жить! Его батарея лишилась трети офицерского состава, включая командира и обоих заместителей. Зато открылись вакансии и карьера двинулась в гору у тех, кто уже по причине худородности и не надеялся на служебный рост. А Мишу совсем не оскорбляло присутствие в учебном классе нижних чинов. Его собственное детство прошло в совместных играх и приключениях с крестьянскими парубками и пацанами из рабочей слободки. С чего сейчас-то нос задирать, даже если он, поручик Григорьев, уже командир разведки, в ведении которого три наблюдательных поста на мысе Церель, в том числе маяк построенный ещё в 1646 году купцом Эбертом-Деллингсгаузеном.

Поручик опустил бинокль и оглядел невооруженным взглядом неприветливый северный остров. Листья на деревьях только что появились, вишня и черёмуха уже в цвету, красные домики в зелени, белые парусники – и над всем этим благоденствием ясное небо. Везде солнце, даже на мрачных, холодных обрывах! Жителю среднерусской равнины всё-таки далека эта неприветливая страна, где мелкие сосенки и кустики пробиваются из расщелин, покрытых скромным слоем мха. Тысячи лет они здесь стояли невозмутимо. Столь же долго их не разрушит ни дождь, ни высокие волны, ни рука цивилизации. Пустыни превращаются в оазисы, степи в нивы, но какая власть способна зажечь живой огонь в этом вечном камне? Однако есть люди, кому эти громады близки, кто понимает их и знает, что у камня тоже есть душа. Она открывается только тем, кто рядом с ней переживает десятилетия. По вечерам, на закате, когда воздух у моря тихий и прозрачный, у скал медленно открываются глаза в покрытых мхом ресницах, дрожат иссохшие губы, и грустный, но сладостный звук чуть слышно вибрирует.

“Кто владеет Моонзундскими островами, тот владеет всей северной половиной Балтийского моря,” – вспомнил Григорьев письмо императора к личному составу, глядя на дымы британской эскадры, маячившей на горизонте вторые сутки. “Стратегическое значение этих островов чрезвычайно велико. Огромные силы и средства направлены на острова для создания оборонительных сооружений. Сталь и бетон, самые современные артиллерийские системы мы доставили на Моонзунд, установили на позициях и направили стволы орудий в туманный горизонт Балтийского моря. Теперь только от вас, солдаты и офицеры, зависит результат наших общих усилий. Терпения Вам и выдержки, мужества и стойкости. Делайте, что дОлжно и Отечество вас не забудет…”- на высокой драматической ноте заканчивалось императорское послание.

Поручик крепче нахлобучил фуражку на голову, спасая её от ветра, прищурился от беспощадно бьющего в глаза Солнца. Над скалами – бесконечное сияние заката. Как горит горизонт! Кажется, что кровоточит сердце мира. А под ним – море, как синее серебро. Смотришь – глаза слепит. Беспредельность положила на колени водную гладь и качает, баюкает – из бездны на вершину, из небытия в бытие, из жизни в жизнь…

Почему одни пророки с просветлёнными глазами говорят – «Всё, всё является радостью! Божественное опьянило радостью пространство»? Другие, пребывая в тоске, шепчут: «Нет, мир – это борьба не на жизнь, а на смерть; есть в нём и радость, но еще большая грусть его наполняет. Если рождаются могущественные ликования, то и страданиям нет конца». Совсем скоро красные небеса расступятся и растворятся. Исчезнет величественное сияние, и все краски сольются в поглощающем единстве ночи.

“Боже мой! Хорошо-то как!” – хотел сказать артиллерист-разведчик, но слух резанул противный свист, раскат грома и маяк вздрогнул всем своим каменным телом, как человек, которого ударили палкой, а в ослепительно белой кирпичной кладке образовалась аршинная выщербина.

– Все вниз! – рявкнул поручик на опешивших связистов и ещё раз окинул акваторию, – откуда бьют? Никаких кораблей, кроме английской эскадры. Но до нее не менее 30 верст, а тут…