― Кёльнская вода. Мужские духи. Натуральный винный спирт, эссенция лилий и вода. Как его делали в восемнадцатом веке. Можно пить. Конечно, эссенция немного шибает, но пить можно. Такой чистый спирт сейчас только в реанимации…
― Я слышал, у нас даже сухое красное вино производят,― поделился знаниями Кимитакэ,― Для наших героических подводников. Но всё это проходит по бумагам вот этого вот министерства финансов. Я думаю, что там оно и остаётся.
― Я тоже это слышал,― печальным голосом произнёс Леви,― Но так и не нашёл. Без нас всё выпили.
Достал из кармана плоскую фляжку, с гравировкой герба неизвестного города. Откупорил и протянул Кимитакэ.
― Там тоже мужские духи?― спросил школьник.
― Там вода. Чистая вода. Я ещё с консерватории всегда ношу с собой воду.
― Это разумно,― произнёс Кимитакэ.
Но Леви не слушал. Он откупорил флакончик, зажал нос и опрокинул флакончик в рот. Сделал несколько глотков. Потом выхватил у Кимитакэ фляжку и принялся жадно глотать.
Чуть отдышавшись, он рыгнул и помотал головой.
― Здесь уже не выпьешь,― пояснил он, поднимая мутные глаза,― Но я пришёл. И значит, я выпил.
― Согласен с вами,― отозвался обескураженный Кимитакэ.
Леви икнул и помотал головой. А потом с неожиданной решительностью протянул флакончик Кимитакэ.
Тот понял, что придётся хоть немного, но выпить.
Желудок заныл, но надо было решаться. Кими оглянулся наверх ― белое пятно переулка по прежнему горело над ступеньками. Он бережно, двумя пальцами взял мензурку, задержал дыхание — и влил в себя пахучий одеколон.
Одуряющий океан лилейной вони окутал всё ― и посередине него возвышался Кимитакэ, как одинокий маяк. Вонючий жидкий огонь полыхнул и повис в пищеводе, словно маленькое, пушистое солнце. Неестественная, склизкая теплота защипала рук и ноги, а лестница закачалась.
Кимитакэ зажмурился, упёрся затылком в белую штукатурку. Присосался к фляжке и вталкивал в себя воду, пока в горлышке не засвистел воздух. Выдохнул, открыл глаза и увидел перед собой лицо учителя музыки.
― Здесь закончили,― прохрипел Леви,― Дальше идём.
И начал подниматься, хватаясь руками за стены. Кимитакэ последовал за ним, с каждой ступенькой всё больше сомневаясь, был ли вообще смысл в этой странной встрече.
И лилейная вонь ползла следом за ними.
На улице Леви приободрился, вдохнул поглубже и зашагал с такой решительностью, какой не встретишь у трезвого человека. Кимитакэ еле за ним поспевал, ― тем более, что его ноги уже всерьёз заплетались, а во рту творился натуральный парфюмерный кошмар.
Кимитакэ поискал на небе солнце, но нашёл. Из-за крыш горело алое зарево, словно из доменной печи.
Сколько же мы уже ходим?
И как же нам всё-таки повезло, что министерство не расположили в Гиндзе или Юраку. Уж там-то с подпольным алкоголем наверняка всё в порядке. Какой-нибудь мутный ром из сахарного тростника, который безуспешно пытался производить дедушка. Или пыльные бутылки золотистого виски, уцелевшие в ещё довоенных погребах… Итальянские вина (для тех, кто таким увлекается). И ещё мутная такая помидорная брага ― как её там называют?..
Ближе к министерствам, возле трамвайной остановки, блестели лакированные красные двери ещё одного чайного магазина, немного похожего на китайскую лавочку, с которой они начинали свой путь. Только торговали здесь японскими сортами и судя по тому, что внутри были люди, торговля шла бойко.
Возможно, здесь даже опиума не предлагали.
И не менее возможно, здесь наживались на каких-то других пороках.
Ведь война обостряет всё.
Леви решительно икнул, рванул вбок дверь и ввалился в магазин. Кимитакэ последовал за ним, хотя ноги немыслимо отяжелели, а голова так и просила прилечь.
8. Снизойди на эти жёлтые пески
Леви рухнул за столик. Кимитакэ сел напротив и огляделся, пытаясь понять, куда они угодили на этот раз.
Место казалось на удивление безликим. Были столики, стулья, прилавок с песком и джезвами. Были даже посетители, они бросали на Леви и школьника странные взгляды. Но всё это казалось не больше, чем декорацией.
Весь смысл был в чём-то другом.
Подскочил хозяин, креол, скользкий и неестественно улыбчивый.
(А где официанты? Неужели на фронте?)
― Приветики, Руди,― произнёс Леви.
― Мне незнаком ваш спутник,― заметил хозяин.
― На него можно положиться. Он из хорошей семьи.
― Но знает ли он подробности?
― Узнает! Ром есть?― спросил учитель музыки по-английски.
― Только с кофе,― сообщил Руди, тоже на английском,― Чистый не подаём.
― Это опять какие-то дурацкие правила?
― Война учит скромности.
― Ладно, неси с кофе. Развлечь себя, как видишь, мы и так умеем.
― Да уж, ты умеешь,― отозвался Руди и зыркнул в сторону Кимитакэ. Потом отошёл.
Леви поставил локти на стол и взгромоздил на них взлохмоченную голову, словно шея её уже не держала.
― Это не просто чайный магазин или кофейня,― сообщил он, не отводя взгляд.
― Я так и понял из вашего разговора,― заметил Кимитакэ,― Сейчас война. Простых и не осталось.
― Как ты думаешь, что это за место?
― Я думаю, это… ну, необычное место!
― Это место свиданий!― значительно сообщил учитель музыки.