Стальная Хризантема 1. Вредители

Кимитакэ мог многое возразить ― но ничего не мог сделать с её правотой. Ведь действительно, в повседневном зле нет кровавого великолепия войны. Оно незаметно и утомительно, как чесотка. Оно пьёт из тебя кровь, каплю за каплей. И поэтому вырвать корень даже одного-еиднственного из её ростков ― такое огромное наслаждение…

Угроза войны ― это совсем другое. К постоянной угрозы привыкаешь и смиряешься с ней, ― точно так же, как когда-то в детстве ты смирился с тем, что рано или поздно умрёшь. А потом и у твоего игрушечного медведя не стало родителей не потому, что они живут в далёком лесу, а потому что они просто умерли. К идее смерти привыкаешь и не боишься её, потому что она неизбежна и в военное время, и в мирное. Возможно, даже в гибели есть своя польза. Сорок семь ронинов погибли, но месть их свершилась. Бомба невероятной мощности тоже может (наверное) погубить целую страну ― но это может пойти на пользу форме земного шара.

Будет обидно, конечно, если разбомбят Киото ― Кимитакэ бывал там со школьными экскурсиями и навсегда запомнил благородное спокойствие старинных домов. А ещё улицы, словно прочерченные по линейке, так, что куда не кинешь взгляд ― видишь город насквозь…

― Всё-таки я хочу избежать ошибок,― сказал Кимитакэ.

― Ошибок не избежать,― заметила Ёко,― Хотя, как вариант, можно просто ничего не делать.

Смотреть на неё было тяжело. Становилось ясно, что она зашла сюда за ним ― но может уйти и так. Просто столиком попользовалась.

Надо было что-то сказать, но слов не было. Надо было

Там сидел братик Тиюки. И читал Мопассана.

Кимитакэ посмотрел на него, собираясь с мыслями

― Нравится?― наконец спросил он.

― Я видел, что ты читаешь,― ответил Тиюки,― Пока нравится.

Чем был удивителен братик ― он всегда отвечал правильно.

Кимитакэ подошёл к выходу в сад. Потом сел, а затем и лёг, так, чтобы смотреть на комнату вверх ногами.

― Мопассан ― вкусный автор,― заявил Кимитакэ,― Но это блюдо быстро приедается.

― То есть он плохой писатель, который только кажется хорошим?

― Нет, он как и все мы ― хороший, но с недостатками. Его первый роман, “Жизнь” ― трогает по-настоящему. И даже не понимаешь, как это сделано ― вроде и не происходит толком ничего, и эротизм мучительный, и закончилось всё плохо, но всё равно кажется, что лучшей книги не написать. Потом читаешь “Милый друг” ― тоже всё очень хорошо и все описанные мерзости не заслоняют лоск и привлекательность Парижа. Мы очень осуждаем главного героя, ― и очень хотели бы оказаться на его месте. На этой волне чувствуешь себя великим знатоком всего французского и берёшься за “Монт-Ориоль” ― и чувствуешь что-то не то, как будто ты это где-то уже читал. Вроде и действие не в Париже, и персонажи другие ― что за напасть? А если заглянуть в три остальные его романа, то там будет другое, но то же самое. С рассказами ― та же история. По отдельности они сверкают и влекут, как сладости в тарталетках, но вот ты их ешь, ешь, ешь и начинаешь вдруг ощущать, как тягостно они приедаются. Все они разные и во всех одно и то же: гризетки, супружеские измены, падение чистой девушки. Иногда появляются грубые крестьяне или старухи ― мёртвые или полумёртвые. И это уже не развлекает, а утомляет. Словно тот опять же французский художник, который день за днём рисовал один и тот же стог, мечтая схватить мимолётное впечатление от одного и того же. Я допускаю, что он достиг высочайшего мастерства, но как же утомительно было бы смотреть на картинную галерею из десятков картин с одним и тем же стогом, который нарисовали по-разному. Мысль крутится по одному и тому же тесному кругу: главное это красивые женщины, но и это не главное, потому что они стареют и рвут отношение. Сытая жизнь парижан, жадных до удовольствий ― такая же пустая и тщетная, как жизнь туповатых крестьян где-то в холодной Нормандии. Достигнув благополучия, герои Мопассана не достигли счастья. А разве не за благополучие мы воюем? Не за поместья в Корее и производственные силы Китая, которых можно загнать на фабрики? Грустно даже подумать об этом, брат! Грустно даже подумать! Вот как оно выглядит ― проклятие богов!

― Что?― встрепенулся братик.

― Сам не помню, откуда всё это узнал. Был в Индии такой мудрый монах, по имени Рюдзю. И он проповедовал учению Будды. В те времена, как и в наши, многие думали, что стремиться в Нирвану не обязательно и раз существуют блаженные миры, населённые богами, то достаточно просто переродиться в таком мире и вести дальше жизнь, полную удовольствий. Быть рождёнными из цветков лотоса, жить в чудесных дворцах, полных предметов, которые готовы исполнить все их желания и вести вечную войну с дэвами, которая уже тем удобна, что боги всегда в ней выигрывают. Но рано или поздно и богам приходит конец ― потому что кальпа вообще конечна. Их тела покрываются язвами, их прекрасные одежды тлеют, их неприступные дворцы чернеют и разрушаются. Предсмертный ужас гордых богов, подобных парижанам из Мопассана, куда сильнее, чем у людей простых, которые измучены невзгодами этого мира.

― Страшная легенда.