Стальная Хризантема 1. Вредители

― Страшный факт. Даже боги не могут удержаться в благополучии. Тем более люди. А значит, это не может быть целью. Не может! На это нельзя опираться, как нельзя жить в тех дворцах, что мерещатся нам в облаках. Нужно что-то другое!

Кимитакэ вскочил на ноги, его глаза полыхали. И выбежал прочь.

Ёко уже закончила сортировку и укладывала маски обратно в портфель.

― Я еду с тобой,― сказал он.

― Ехать-то каждый может,― нравоучительно заметила девочка,― А вот помогать?

― Если я с кем-то еду, я всегда помогаю,― ответил Кимитакэ,― Одно из немногих, в чём я могу быть уверен.

― Тогда пошли.

Они вышли в сад и наткнулись на соседей из районной ячейки взаимной безопасности. Причём среди них был отец,― так что проскользнуть мимо было невозможно.

― Что это за бумажки?― спросил председатель ячейки ― пожилой, низкорослый, с отвратительно торчащими усиками. И продемонстрировал один из защитных листков с каллиграфической печатью.

Кимитакэ хотел ответить, и даже успел открыть рот. Но понял, что не знает, что сказать. Слишком много всего вращалось в голове ― и пропавший учитель каллиграфии, и монах Рюдзю, и далёкий и давно уже мёртвый француз Ги де Мопассан, и даже, совсем немного, легендарный адмирал Ямамото. Все эти ошмётки крутились в голове и нужное объяснение не приходило. Слишком многое придётся здесь объяснять людям, которые иероглифы только читают…

Поэтому он сказал просто:

― Это для защиты. На случай воздушной атаки или диверсантов.

― Никогда таких не видел.

― Это ручная работа.

― А почему если они такие полезные, их императорская типография массово не распространяет?

― Книгопечатание тут бессильно. Нужна ручная работа.

― Ну так сделали бы каллиграфический департамент.

Кимитакэ сделал значительное лицо, наклонился и сообщил:

― Нельзя, чтобы они случайно попали в руки врага. На стороне врага могут быть предатели или корейцы, также искусные в каллиграфической войне. Они могут расшифровать печати или найти по ним наше уязвимое место. Поэтому в наше время каждый, кто владеет каллиграфией, но не ставит её на службу стране ― пособник врага!

“Вот я сам и ответил на свой вопрос, зачем мне это всё нужно”,― подумал Кимитакэ, пересекая остаток сада.

Позже, уже на улице, ему вспомнились странные слова из слышанной в детстве проповеди. Бабушка, хоть и была равнодушна к религии, водила внука в храм. Не всерьёз, а для общего образования, ― точно так же, как в театр кабуки. Может быть, на одной из этих проповедей он и услышал о проклятии богов? Кто знает…

Монах рассказывал много непонятного на старинном языке. Но упомянул что долгожданный будда Мироку приходил уже трижды, поэтому в его грядущем приходе не может быть ни малейших сомнений.

Один раз Мироку пришёл под своим именем, чтобы наставить благороднейшего Асангу.

Второй раз ― как весёлый монах Хотей, которого европейские варвары принимают за самого Будду и часто продают в сувенирных лавочках.

А в третий раз Мироку сделал это настолько хитро, что его пришествия никто даже и не заметил. И в этом и есть главная тайна проявления Мироку в десяти тысячах миров, про которую не сказано даже в Сутре Лотоса.

Признаться, Кимитакэ не очень понимал, что это значит. Но с возрастом он вдруг начал осознавать, что и не обязан. Это же тайна! Тайна великого будды Мироку! Она и должна оставаться неразгаданной, чтобы бесконечно пробуждать монахов и мирян во всех десяти тысячах миров хранить бдительность и исполнять свой долг, чтобы не потерять лицо перед благородным Мироку!

Но почему же мрачная проповедь Рюдзю так и лезет на ум, а про Мироку приходится вспоминать. Может быть, потому что с развитием железных дорог и электричества мы сами вообразили себя такими богами?.. А весёлый и мудрый Мироку наоборот, стал от нас бесконечно далёк?

Нет, всё дело в том, что он очутился в какой-то суматохе. В то время как правильные будды всегда безмятежны.

С чего же началась эта суматоха? Кажется, с того пьяного вечера в особняке у директора школы. Всё-таки у меня не тело европейца. Вино мне очевидно противопоказано.

Кимитакэ сделал этот вывод и вдруг обнаружил, что они уже едут в трамвае, а за окнами ― какой-то смутно знакомый район, который он если и видел, то пару раз в жизни. Маршрут был незнаком и это определённо увеличило суматоху.

Трамвай остановился перед каким-то заболоченными прудиком, который чудом уцелел в городской черте.

На этой остановке вошёл Юкио. Он был в школьной форме и с зонтиком, но без багажа. Кимитакэ вдруг вспомнил, что его новый приятель уже два не ночевал у него дома. И судя по свежему цвету лица и дьявольским огонькам, которые прыгали в глазах ― всё-таки ухитрился хорошо выспался.

― Опасаешься увидеть старого наставника?― спросил Юкио.

― Больше опасаюсь семьи и соседей,― ответил Кимитакэ.

― Почему? Ведь ты для них свой, и они в случае чего на твоей стороне.

― Была раньше такая вещь ― восемь вещей деревни. Вот её и опасаюсь.

― А что это за восемь вещей?― осведомилась Ёко.― Мы ― городские, про это не слышали.