Муссолини, большой друг д’Аннуцио по фронтовым временам, тоже не собирался делиться властью с престарелым декадентом. В конце концов неугомонного Габриэле утешили креслом президента Королевской Академии Наук.
― Не удивлюсь, если он её и основал.
― А вот и нет, перед ним президентом великий изобретатель, “маг пространства” и просто “покоритель космических энергий” Маркони. Тот самый, который говорил, что подобно тому, как радио связало людей, идеи фашизма должны связать Италию. А д’Аннунцио доживал последние пятнадцать лет жизни, потихоньку угасая от старости, эфира и кокаина. И вот в конце концов погас окончательно. И неинтересно. Поэтому даже такая образованная девушка, как т, уже про него ничего не помнит.
― И даже такой образованный юноша как ты может рассказывать про него часами и не догадается позаимствовать пару приёмов.
― Что ты имеешь в виду? Жить в долг? Писать под францисканским триптихом? У нас не Италия, францисканский триптих отыскать непросто. Лучше традиционно, кисточкой по бумаге.
― Я имела в виду искусство легко и ненавязчиво дать каждой женщине ощущение того, что именно она является центром вселенной. Понимаю, освоить трудно. Но велика и награда.
24. Зал Оленьего Крика
Кимитакэ облизнул побледневшие губы и заметил, что в нём отчего-то проснулся стыд.
― Я не думаю, что соблазнение порядочных девушек ― достойное дело,― произнёс он,― Слишком серьёзные сейчас времена.
― Конечно, для вас, парней, и так бордели работают.
― Во-первых, я там не бываю. Во-вторых, если что, девушки, из тех, кто работает и не под надзором, тоже туда заглядывают. Ты бы удивилась, как часто.
― А в-третьих, д’Аннунцио в борделях бывал, а его всё равно и на обычных любовниц хватало. Но мне бы хотелось узнать, откуда ты это взял, про девушек.
― Я вот не хожу, а мои одноклассники рассказывали.
― Я думаю, что многие из них тоже не ходят, а только рассказывают. Те ещё сочинители.
― Вот видишь ― сочиняют! То есть искусством заняты. Просто это другое искусство, тебе не интересное. Не всем же кэндо увлекаться.
Соноко вздохнула.
― Скажи, а если меня не станет, ты очень расстроишься?― спросила она.
― А что с тобой такое? Ты опять заболела?
― Я просто могу исчезнуть.
― Как?
― Точно так же, как и ты. Одна серьёзная бомбардировка ― и город недосчитается нескольких сотен семей. Одной из таких семей может быть моя. Другой ― твоя. Или ты думаешь, что твой или мой отцы сидят настолько высоко, что бомба не решиться на них падать.
― Я не знаю, что со мной тогда будет,― ответил Кимитакэ,― Потому что я даже не знаю, нравишься ли ты мне. Я не хочу тебя обманывать: мне кажется, что я где-то потерял способность любить. Меня словно пеплом засыпало для светомаскировки, а когда налёт закончился, огонь на углях задохнулся и погас.. Ты хорошая девушка и потому я хочу быть с тобой честным: не надо на меня полагаться.
***
Дело было настолько важным, что времени на поездки до дома не было ― все трое собрались на трамвайной остановке возле женского корпуса Гакусуина.
― Раз мы знаем новый адрес моего учителя ― то вечером мы можем застать его дома,― предположил Кимитакэ,― Если он, конечно, и оттуда не испарился.
― Ты понимаешь правильно,― ответил Юкио,― но попасть в его дом не просто. Дело в том, что никакого дома там нет. Там просто пустырь. И там ничего не строили со времён последнего землетрясения.
― Получается, в бумагах о переезде ― обманка?
― Или кое-что другое. Например, адрес правильный, но приходить надо именно в то время, когда перевозили. Потому что тут может работать в том числе магия... Что про это думает наш эксперт в области “словооружия”?
― Ещё никто не нашёл пределов “словооружия” каллиграфической магии,― отметил Кимитакэ.― Другое дело, что некоторые манипуляции могут быть непросты в исполнении. Например, чтобы составить некоторые композиции, про которые написано в древних трактатах, необходимо труд десятков тысяч каллиграфов в течении нескольких веков. Не то, чтобы это было сложно нарисовать ― а вот организовать весьма сложно.
― А скажи,― Юкио прищурился,― получается, с помощью этой магии можно и вражеские столицы уничтожать?
― Возможно. Но даже в древности этого никто не делал. Возможно, со временем я даже узнаю, почему.
***
Они ехали на трамвае уже знакомым маршрутом, через Дайканъяму. Но сейчас, в сумерках и без комментариев ехидной коробочки, пейзаж за окнами удивительно быстро слился в неинтересную мешанину.
― Я начинаю опасаться этого города,― сказал Кимитакэ,― Он огромный, как море, и такой же непредсказуемый, а в его глубинах тоже скрыты чудовища. Чем больше я его узнаю, тем меньше понимаю. Мне определённо потребуется отдых в каком-то непохожем месте. Которое скорее всего не будут бомбить. Где-нибудь в Наре или Камакуре.
― В Наре красиво, но не особенно интересно,― сказала Ёко,― Нас туда возили с экскурсией. Старинные здания, храмы разные. А между ними ходят наглые олени и пристают к туристам. Мы их путеводителями кормили.