Стальная Хризантема 1. Вредители

― Поверь моему педагогическому опыту, Кими-кун, ни один учитель такого не боится. Потому что они не спорят, а экзаменуют собеседника. Первый вопрос, дополнительный, наводящий ― а дальше только пересдача. Чтобы пройти экзамен, нужно не победить врага ― а написать ответы, которые более-менее подходят к образцовому результату. Как на конкурсах красоты, которые сейчас проходят в Германии ― чтобы не смущать жюри чертами лица, которые могут быть по-своему привлекательны от расового смешения, было решено отказаться от оценки лиц и вообще от соперничества между участницами. Вместо этого проверяют, насколько само врождённое телесное развитие близко к идеалу. В листе фанеры вырезали силуэт фигуры с идеальными пропорциями ― и победительницей становится та, кому этот силуэт лучше всех подойдёт. Так и в образовании, Если ученик сопротивляется и задаёт неудобные вопросы ― его сначала пытаются обтесать, а потом выбрасывают. Потому что стандартам не соответствует.

― А что, если я не хочу соответствовать вашим стандартом? А хочу ― сражаться?― спросил Кимитакэ и швырнул исписанный листок за спину. А потом, тем же движением, начертил в воздухе смертоносную печать.

Воздух был тут плотный, удушливый. Нужный значок нарисовался прямо в пространстве, не нуждаясь даже в бумаге. А потом превратился в чернильную стрелу и полетел прямо в учителя каллиграфии.

Тот заученным движением отбил стрелу кисточкой. Но Кимитакэ отлично догадывался, что с первого раза ничего не получится ― и уже катился прочь, ощущая голыми боками холодные доски пола. Занял позицию возле стены ― а от столика уже летело целое облако чернильных стрел, выписанных куда более искусно.

Но и Кимитакэ был непрост ― и с ним была его кисточка. И он отбивал стрелы с таким же мастерством, что и его бывший наставник, выжидая момент, когда противник устанет и наступит пауза, пригодная для кинжальной контратаки. Ведь атаковать куда утомительней, чем защищаться: там символы куда сложнее.

Чернильные стрелы лопались и разлетались на обжигающие чёрные капли. Но раскрашенная кожа пока ещё могла гасить их жар. Пекло только босые пятки.

А сбоку от стола, куда улетела страничка, медленно нарастал чёрный пузырь. И, похоже, он выпал из поля зрения старого каллиграфа. Хотя пузырь уже перерос страницу, и теперь был размером с один из тех сундучков, который берут с собой новобрачная.

Но правая рука уставала предательски быстро…

― Ты сам выбрал сражение,― произнёс старый учитель,― Посмотрим, как долго продержишься.

Кимитакэ уже отбивался, перекинув кисть в левую руку. И левая, непривычная, уставала куда быстрее…

Чернильная стрела удачней ― но тут чёрная капля лопнула и на её месте оказался Юкио.

Юкио был с ног до головы перепачкан чернильными штрихами, как будто его щекотали кистью. В одной руке он держал тот самый зажжёный фонарь, а в другой ― короткий меч. Интересно, где он его раздобыл?

Хватило одного удара. Послышался треск, как будто рвали очень тонкую бумагу, удивлённая голова старого Каллиграфа отделилась от туловища ― а потом стены брызнули пахучими чернилами и фальшивый Рокумейкан сложился, как карточный домик.

25. Как школьник и банкир обсуждали французскую литературу

Это был тот самый пронзительный утренний час, когда солнце уже высоко, но между домами протянулись прохладные тени, а город ещё не проснулся и на улицах ― ни души.

Именно в этот головокружительный час зевающие фотографы делают знаменитые безлюдные фотографии городов, которые мы видим потом на календарях и в журналах.

Без лишних разговоров, размышляя каждый о чём-то своём, ребята вышли из покосившихся ворот. Густой туман за их спиной скрыл Зал Оленького Крика ― и если вглядеться, можно было различить всё тот же пустырь с кучами битого кирпича и колючими зарослями.

Кимитакэ не стал спрашивать, как его друзьям удалось выбраться ― когда захотят, они сами расскажут. Глядя на них со стороны, он видел только, что тело целы, и даже одежда не порвана ― только и лицо, и одежда перепачканы чернилами.

Наконец, они вышли на трамвайную остановку, где снова вернулось ощущение привычной реальностью с её трамвайными маршрутами и семестровыми экзаменами. И только теперь Кимитакэ осмелился нарушить молчание:

― Теперь предстоит самое сложное,― сказал он,― Объяснить родителям Ёко-кун, где она пропадала всю ночь.

― Я справлюсь,― пообещал Юкио,― Доставлю её в целости и что-нибудь сочиню по дороге.

― А если они не поверят твоим объяснениям?

― Пусть только попробуют не поверить!― сверкнула глазами Ёко.― Я им такое устрою!..

Подкатил первый, ещё совсем пустой и сонный утренний трамвай. Кимитакэ при виде трамвая шагнул назад и махнул рукой.

― Поезжайте вы. Мне прогулиться надо. Собраться с мыслями.

Ёко и Юкио скрылись в трамвае. Тот торжествующе зазвенел и укатил прочь.

Кимитакэ посмотрел налево, потом направо ― и в конце концов просто зашагал вслед за ними вдоль трамвайных рельсов. Утренняя дымка вползала в огромный Токио, так что рельсы могли послужить неплохим ориентиром.